За «конкуренто- способностью» «Болонского процесса» скрывается жёсткое социальное ограничение в доступе к качественному образованию. Он по сути блокирует получение качественного образования выходцами из рабочего класса и нижней половины среднего класса и создаёт непроходимую пропасть между несколькими десятками элитарных университетов для богатых и тысячами университетов для бедных, обречённых на бытие серых студентов и серых преподавателей.
I
Последние 10 лет идёт активное реформирование европейского образования под названием «Болонский процесс» (далее - БП). Его сторонники говорят о необходимости создания нового образования для новой реальности? Однако не идёт ли речь на самом деле о подрыве образования в интересах ведомственных, групповых, классовых, формирующих эту реальность в ущерб интересам широких слоёв, лишая представителей этих слоёв по сути права на качественное образование? И нет ли злой иронии истории в самом названии: история европейского университета началась в 1088 г. в Болонье и там она рискует закончиться, ибо «Болонская декларация европейских министров образования» грозит уничтожить университет как феномен и институт европейской цивилизации? Многие утвердительно отвечают на этот вопрос. Но, быть может, они сгущают краски и правы те, кто говорит о необходимости нового образования для новой - объединённой - Европы, для новой реальности? Новая реальность действительно требует нового образования (и, кстати, новой науки). Вопрос в том, годится ли болонская система в качестве новой модели образования? Что стоит за пафосной риторикой «болонцев»? Каковы реальность, результаты и наиболее вероятные последствия БП? В чьих интересах идёт этот процесс - cui bono?
Главное место в «лозунговой магии» БП занимает целый сонм пафосных целей (они же - ценности БП): «модернизация и оптимизация образования как эффективный ответ на вызовы Современности», «мобильность и гибкость образовательной системы», «дух инноваций и динамизма», «экспертиза качества», «компетенции», «приближение университета к реальной жизни», «конкурентоспособность», «рентабельность», «рынок (диверсификация) образовательных услуг» и т.п.
Что реально скрывается за всем этим чиновно-рыночным треском, как всё это реализуется на практике, с какими результатами для образования и общества и в чьих интересах?
Обратим внимание на «целеценность», приведённую последней - «рынок образовательных услуг». Вот это и есть главное для БП и в нём - превращение образования в рынок со всеми вытекающими последствиями. Фундаментом БП является тот факт, что европейские политики и чиновники добились включения высшего образования в список GATS (General Agreement on Trade in Services - Генеральное соглашение по торговле услугами) в рамках ВТО. Знание теперь товар, а обучение - всего лишь услуга, а потому подчиняются логике и законам рынка. Вот это и есть «модернизация», «оптимизация» и «инновация» с динамизмом в придачу, к тому же осуществлённые чиновниками безо всяких консультаций с профессионалами и общественностью. Справедливости ради надо отметить, что академическая среда проморгала это решение, не отреагировала на него, что, помимо прочего, говорит и о качестве этой среды.
Основные императивы рыночного хозяйства суть рентабельность, конкурентоспособность, самофинансируемость, стремление к снижению издержек, ориентация на краткосрочный результат. Всё это мы видим в БП. Несколько примеров. «Приближение университета к реальной жизни» - акцент на практические знания; при этом место «знаний» занимают «компетенции»: ускоренная, за четыре года подготовка узких специалистов-практиков, умеющих отвечать на вопрос «как», но не на вопрос «почему», а потому полностью зависимых как от рынка, так и от власти и, следовательно, представляющих собой великолепный объект для рекламной и политической манипуляции.
Сторонники БП в восторге - университет стал ближе к жизни. В реальности такое образование меняет суть университета, делает ненужным приобретение студентом навыков самостоятельного научного (рационального) мышления, трансформирует университет в нечто вроде профтехучилища; в таких «университетах» нормой становится серость, если не убогость как студентов, так и преподавателей - первые делают вид, что учатся, вторые - что учат.
«Рентабилизируют» не только студентов («бакалаврский большой скачок»), но и преподавателей: их стараются переводить на временные контракты, исследовательские фонды и расходы на социальные программы сокращаются - борьба за конкурентные преимущества. Именно против такого курса борются преподаватели Франции: 2 февраля 2009 г. французские университеты начали бессрочную забастовку; её главное требование - отзыв нового закона о статусе преподавателя. По этому закону преподавание в университете из служения обществу превращается в контракт на оказание услуг, а преподаватель из госслужащего становится временным наёмным работником, как это и следует из логики БП.
«Экспертиза качества» - это словно в насмешку. БП по своей сути вообще не направлен на повышение качества обучения; его цели - оказание высокорентабельных услуг по образцу англоамериканской высшей школы. А поскольку по-настоящему высококачественное образование по исследовательским специальностям - чем университет и отличается от колледжей - нерентабельно. В связи с этим рядом с преподаванием нормальных дисциплин в университетах множится преподавание не дисциплин, а специальностей, не имеющих отношение к университетскому образованию, но востребованных в данный момент на рынке - информатика, страховое дело, маркетинг, гостиничный бизнес, туризм, менеджмент и т.п. Именно они - рентабельность - становятся де-факто главными, а университетские дисциплины становятся чем-то вроде музейных экспонатов, геттоизируются и обрекаются на вымирание. Рядом с университетами, в тесной связи с ними или просто как их часть растут как поганки после дождя различные структуры, в названии которых присутствует слово «практический» (центр/институт, колледж практической - социологии, политологии и т.п.), различные школы (бизнеса, менеджмента и т.п.), где учат специальностям-однодневкам - бал правит конъюнктура рынка, но не учат главному - учиться и самостоятельно думать.
БП ведёт и к деградации преподавателей - они должны предлагать тот товар, который в ходу, паковать его в «модули» и преподавать в виде кредитов (т.е. не очень строго, иначе на данный курс не запишутся). Главным становится бизнес-план студента по получению образовательных услуг, о знании и тем более культуре речь не идёт - без надобности. А потому прежний пятилетний курс можно прогнать за четыре года, убрав лишнее - для этого (прав М. Маяцкий) и вводили бакалавриат, означающий не что иное как «макдоналдизацию образования», «образовательный фастфуд». Критик БП К. Лисманн в работе «Теория необразованности» (Theorie de Unbildung; Wien: Paul Zsolnay, 2006) саркастически заметил, что «сближение с реальной жизнью» «бакалавриата болонезе» привело к такой «унификации» университетских программ, что и мобильность не нужна - везде одно и то же. Так БП подрывает сам себя.
II
Целый блок реформы развивается под знаменем «мобильности». Под мобильностью понимается возможность студентов (и в меньшей степени преподавателей) свободно перемещаться по Европе (как это было в Средние века) в поисках интересующих их университетов, курсов, преподавателей и т.д. В основе такой возможности лежит квантификация результатов образовательного процесса: баллы всех учебных заведений - участников БП приравниваются друг к другу, превращаются в «кредит». Этот квантификат есть нечто вроде единой европейской «валюты» в сфере образования; главное - это набрать определённую сумму кредитов. Отметим сразу: речь идёт о количестве, а не о качестве. Кто-то может сказать: оно подразумевается. У меня вопросы: как? Почему разъезды студентов по различным университетам должны повысить качество знания? Где доказательства? Просто соображения? Но есть контрсоображение: обучение на чужом языке, безусловно, затрудняет образование. Где гарантия, что кредиты, набранные в глубинке, соответствуют по качеству кредитам МГУ, Тюбингена, Сорбонны, Оксфорда? Это как с нашим убогим ЕГЭ - результаты (и что не менее важно - условия) сдачи ЕГЭ в глухой провинции приравниваются к таковым лучших школ Москвы и Петербурга)? И это называется «унификация», «модернизация», оптимизация и «конкурентоспособность».
Далее, поскольку главное - набрать кредиты, то, как показывает практика, студенты записываются либо на более лёгкие и простые курсы, либо на курсы тех преподавателей, у которых легко набрать кредиты. Откуда же качество? Ясно также, что строгие преподаватели и сложные курсы, т.е. туда, где качество выше, широкой популярностью пользоваться не будут.
Ну и уж совсем удручающая для «болонцев» картина возникает при столкновении с реальностью. С момента старта БП в 1999 г. по 2007 г. общее число европейских студентов, уехавших по стипендиям в университеты других стран выросло со 111 тыс. чел. до 160 тыс. чел. в год (на 45%). А. Бикбов со ссылкой на Интернет-сайты пишет, что из-за трудностей адаптации и скромного экономического обеспечения (стипендия 150-200 евро), во-первых, во Франции только 0,5% (в Европе эта цифра - 4%) всех студентов едут за знаниями в другие страны Европы; во-вторых, студенты редко остаются в «точке прибытия» на целый семестр и их поход за знаниями превращается в «затяжные каникулы»[1].
Не случайно, как отмечает Ф. Келлер, список наиболее популярных среди студентов стран совпадает со списком преференций туристов[2], таким образом мобильность оборачивается не более чем (около)интеллектуальным туризмом. Ну а уж мобильность преподавателей - это просто фантом. В лучшем случае можно говорить о попытке перемещения единиц из бедных стран в богатые и непрестижных и бедных университетов в престижные и богатые. Трудно представить противоположное, равно как и успех самой попытки. Но, допустим, попытка увенчалась успехом. Результат в таком случае - ещё большее усиление разрыва между грандами, элитариями и массовкой, которая обречена терять лучшие кадры и становиться ещё менее конкурентоспособной. В результате второстепенные университеты, число которых в условиях «высокой рентабельности» и «самоокупаемости» (невысокая плата за обучение, низкий уровень оплаты труда преподавателей, низкое качество образования) будет расти, будут выполнять, как заметил Ф. Нейра, функцию последних классов средней школы[3] (в РФ - роль ПТУ), в которых лишённое возможностей «иммобильное большинство» за деньги получит диплом бакалавра весьма сомнительного качества, на чём его образование и закончится.
По сути дела за «конкурентоспособностью» БП скрывается жёсткое социальное (классовое) ограничение в доступе к качественному образованию. БП резко затрудняет, а по сути блокирует получение качественного образования выходцами из рабочего класса и нижней половины среднего класса. Он создаёт непроходимую пропасть между несколькими десятками элитарных университетов для богатых и тысячами университетов для бедных, обречённых на бытие серых студентов и серых преподавателей. Иными словами, мы получаем классовую сегрегацию, если не классовый апартеид в образовании. Т.е. в сфере образования с некоторым запозданием воспроизводятся те же процессы, которые полным ходом идут в экономической и социальной сферах «прекрасного нового мира» неолиберальной глобализации.
И здесь самое место поговорить о классовом содержании БП, о том, кому он выгоден.
Фурсов Андрей Ильич