Молодежь в мире литературы: историческая ретроспектива

 

Проблема чтения. Современные исследования подчеркивают, что внимание к книге в молодежной среде заметно упало[1]. При этом утрачивается интерес к классической литературе, все большее место занимает массовая беллетристика[2]. Но как интерпретировать этот факт? Как нечто трагическое или вполне допустимое применительно к процессам, происходящим в культуре? Прежде всего, необходимо установить, имеет ли сам этот факт место. На фоне недавнего советского периода это представляется несомненным. Однако если расширить рамки сравнения, то картина меняется. 6000 лет назад, когда литература только возникла (а это, очевидно, самый молодой из традиционных видов искусства, если не включать в этот ряд виды, связанные с развитием техники, например, кино), чтение было доступно единицам. И даже спустя тысячелетия круг читателей был крайне немногочисленным. Так, в дореволюционной России лишь узкий слой общества был грамотным. Но и в развитой Англии закон о всеобщем начальном образовании появился лишь в 1870 г., т. е. лишь в конце XIX века художественная литература становится более или менее доступной массам. Это ведут к целому ряду социальных и культурных последствий. Из них обратим внимание на то, что, став доступной для разных слове общества, литература и сама изменила свой характер, на первый план вышла массовая беллетристика (сейчас самый издаваемый автор в мире вовсе не Лев Толстой, а Агата Кристи).

В древности, например, в Египте, читали и писали жрецы и для жрецов, а народ жил фольклором. Массовая беллетристика — это и есть современный аналог фольклора. В литературе и в фольклоре действуют разные художественные законы, и поэтому нельзя современные детективы или любовные романы оценивать мерками классической литературы. То же относится и к современной читающей молодежи: сам факт чтения должен подвергаться разносторонней интерпретации, а круг чтения характеризоваться не эстетической значимостью, а еще и функциональностью читаемого. Если молодому человеку надо убить время в дороге, в очереди и т. д., то вряд ли для этого подойдет «Божественная комедия» Данте.

Молодой герой в литературе. Но есть и вторая сторона в проблеме «Молодежь и книга»: не только молодежь читает (или не читает) книгу, но и сама книга уже много столетий «читает» молодежь. Молодой герой — один из ключевых типов персонажей в системе художественных образов мировой литературы, перспективный объект социологического исследования. Он встречается еще в мифологии и фольклоре — протолитературной (долитературной) и паралитературной (развивавшейся параллельно с литературой) сферах художественной деятельности, но, как правило, содержит информацию не о реальном положении молодого человека в обществе, а о прошедших эпохах. В отнесении героев к молодому поколению отражалась информация о более исторически близкой эпохе: младший (третий) сын в сказках разных народов, в том числе русского; рождение детей, смертельная опасность, которой они подвергаются, и их чудесное спасение как отражение обряда инициации (например, судьба Эдипа в греческом мифе, Кухулина в Уладском цикле ирландского эпоса) и т. д. В памятниках древней литературы сохраняется мифологическая установка: молодой человек в раннем возрасте проходит через препятствия, соответствующие инициации, что дает ему право на функциональную роль героя (например, Геракл в произведениях Гомера, Стесихора, Пиндара, Еврипида, Аполлодора, Диодора Сициллийского); выступает как соперник отца (мотив поединка отца и сына, не узнавших друг друга); представители молодого поколения ведут борьбу за власть и признание (Пандавы и Кауравы в «Махабхарате»; герои — внесценические персонажи трагедий «Семеро против Фив» Эсхила, «Антигона» Софокла, истории Каина и Авеля в Ветхом Завете); оказываются в отношениях любви-ненависти с близкими родственниками («Царь Эдип» Софокла и др.).

Очень редко повествуется о первой любви («Дафнис и Хлоя» Лонга). Иногда возникает тема обучения и воспитания («Облака» Аристофана), но, как правило, молодые герои в этом случае выполняют подсобную функцию, основное внимание уделяется раскрытию философских проблем (как в диалогах Платона), мудрости, содержащейся в поучениях (номинальное присутствие адресата в древнеегипетских «Поучениях Птахотепа», учеников в «Луньюе» Конфуция). Редкостью можно считать аллегорию софиста Продика (V в. до н. э.) «Геракл на распутье», который изобразил Геракла юношей, сознательно отвергшим путь наслаждений во имя подвигов, или роман Апулея (II в.) «Метаморфозы», где молодой грек Луций, от имени которого ведется повествование, в фантасмагорическом облике осла проходит путь постижения истины и понимания жизни. В этих произведениях можно видеть первые попытки описания процесса социализации, древними авторами почти не затронутого. В евангелиях Нового Завета биография Иисуса Христа содержит огромные пропуски от бегства в Египет семьи с младенцем Иисусом до его крещения и от крещения до 33-летнего возраста, т. е. до финала жизненного пути, распятия и воскресения. По этой модели в средние века писались произведения агиографического жанра — жития святых. Процесс становления личности в этом случае не существен, изменения трактуются как результат божественного откровения, чуда.

На рубеже античности и средневековья появляется «Исповедь» Августина Блаженного, где автобиографический материал может трактоваться как один из первых примеров отображения в литературе процесса социализации молодого человека. Однако ни в средние века, ни в эпохи Предвозрождения и Возрождения молодой человек как тип персонажа особой значимости еще не выступал. Ценится не молодость, а мудрая старость. Данте в «Новой жизни» (1292–93) не различает свою любовь к Беатриче в 9-летнем, 18-летнем и 27 летнем возрасте, в «Божественной комедии» (1307–21) свое движение от заблуждений к освобождению от них относит к «середине жизни», т. е. к 35-летнему возрасту. Боккаччо в «Декамероне» (1348–53), отдавая повествование рассказчикам — молодым людям (7 девушкам и 3 юношам), скорее воплощает в них и молодых героях новелл молодость наступающей эпохи, чем ставит задачей анализ проблем молодого поколения. Эти проблемы применительно к формированию гармонически развитой личности одним из первых детально рассматривает Ф. Рабле в романе «Гаргантюа и Пантагрюэль». Социализация Гаргантюа охарактеризована в сочетании сатирико-юмористического гротеска и гуманистической утопии, в традициях народной смеховой культуры и ренессансного идеала.

Завершение прежнего этапа и начало нового этапа в осмыслении молодости как объекта осмысления следует связывать с творчеством У. Шекспира. Прорыв в этом отношении происходит в трагедии «Ромео и Джульетта»[3]. Традиционно считается, что гибель юных героев определена враждой семейств Монтекки и Капулетти или противостоянием молодого поколения старшему. В таком случае Шекспир не сказал бы ничего нового: описание конфликта поколений отцов и детей восходит к мифам (например, Зевс против Урана). Но следует учесть, что героев шекспировской трагедии, при всех драматических перипетиях их судьбы, от счастья отделяло лишь несколько секунд: когда Ромео отравился, Джульетта уже просыпалась от сна, имитировавшего смерть. Следовательно, трагедия заключалась в молодости героев, их специфической юношеской реакции на события, горячности, неумении и неспособности поступать рассудительно, по-взрослому. Шекспир с изумительной глубиной раскрывает психологию юности, импульсивность решений, категоричность взглядов. Он показывает, что молодые люди в своем поведении, образе мыслей и жизни принципиально отличаются от людей старшего поколения. Затронут вопрос о молодежных группах, конфликтах между ними. Финал трагедии — примирение родителей над телами детей — подчеркивает, что юные могут быть мудрее стариков и что молодое поколение может оказывать реальное влияние на ход истории.

В просветительском романе XVIII века на первый план выходит проблема выживания («Робинзон Крузо» Д. Дефо, «Путешествия Гулливера» Д. Свифта, романы Г. Филдинга, С. Ричардсона, Ж.-Ж. Руссо, Д. Дидро, философские повести Вольтера), которую в первую очередь должны решить молодой человек, девушка. Именно в ходе ее разрешения они взрослеют, постигают законы разумного мироустройства, приспосабливаются к жизни и приспосабливают жизнь к своему представлению о Разуме и просвещенном Разумом Чувстве. Вершиной этой линии литературы стала «Исповедь» Ж.-Ж. Руссо (1765–1770), где автобиография философа превращается в обобщенную историю молодого простолюдина, наделенного выдающимися талантами и пытающегося найти им применение в обществе[4]. Процесс социализации юного гения описан Руссо с невиданной глубиной.

Другой вершиной — противоположного рода — стал роман И. В. Гте «Страдания юного Вертера» (1774), описывающего путь молодого человека, с неразделенной любовью и непризнанными талантами, к самоубийству[5]. Гете делает в романе важное открытие, имевшее существенные последствия для дальнейшего развития литературы, прежде всего для романтизма и реализма. Его герой Вертер предстает одновременно и как определенный социотип (юноша, который из-за низкого происхождения не может занять место, достойное его талантов), и как психотип (человек с маниакально-депрессивными расстройствами, свойственными и самому Гете, поэтому необычайно точно воспроизведенными). Второе оказывается важнее первого, поэтому реакция Вертера на внешние события неадекватна, неприятности превращаются в его сознании в катастрофы. Герой не может адаптироваться в своей жизненной среде, становится несносным. Если безумие шекспировских героев носит временный характер и порождено открытием ими истинного лица мира, безумие Дон Кихота — скорее литературный прием, то болезнь Вертера — нечто совершенно иное: литературе стал интересен больной герой, неврастеник, психопат, параноик. Не случайно после публикации романа по Европе прокатилась волна самоубийств, которая унесла не меньше жизней, чем настоящая война. «Болезнь ума» стала модной, ей отдали дань романтики. Реалисты обратились к исследованию не только социотипов, но и психотипов. Болезненность психики героев стала, по существу, обязательной в литературе декаданса. Больной герой и больной писатель характерны и для ХХ века вплоть до наших дней. Очевидно, это одно из следствий отхода от эстетики нормативности, в этом сказывается развитие принципов самовыражения и психологизма, разработка рецептивной эстетики, ориентирующейся на читательское восприятие: ведь социотипы устаревают, когда меняется историческая эпоха, в то время как психотипы интересны читателям всегда.

В XIX веке образ молодого человека впервые стал центральным в западной и русской литературе. Романтики создают целую галерею молодых романтически настроенных персонажей, открывающих для себя мир или оказывающихся с этим миром в конфликте. Характерно решаются вопросы созданию образа молодого человека в романтическом типе «байронического героя».

Романтики окружают своих молодых героев флером загадочности. Реалисты сбросили этот флер, раскрыли социальную природу формирования типических черт характера молодого человека. На смену романтической фрагментарной композиции, выделявшей в судьбе молодого человека только вершинные события, приходит выстроенная по причинно-следственным зависимостям история молодого человека в контексте его социальных связей («Евгений Онегин» А. С. Пушкина, социально-психологическое описание судьбы Жюльена Сореля в «Красном и черном» Стендаля, истории Растиньяка, Люсьена де Рюбампре, Рафаэля де Валантена, Евгении Гранде в «Человеческой комедии» О. Бальзака и т. д.). Эта линия продолжена писателями рубежа XIX–ХХ веков и последующего времени вплоть до наших дней.

Проблема поколения в литературе. Новое явление в литературе ХХ века — социально-психологическое описание целого поколения. Таковыми предстали «потерянное поколение» молодых людей, прошедших через огонь первой мировой войны и не нашедшее себе места в мирной жизни (герои Э. Хемингуэя, Э. М. Ремарка, Р. Олдингтона), «поколение джаза» у Ф. С. Фицждеральда, битники и хиппи у Д. Керуака (симптомы встречаются раньше, в «Над пропастью во ржи» Д. Сэлинджера).

Появилось представление о «культовых» писателях[6], их книгах и героях, как бы предписывающих молодым читателям образ жизни, стиль поведения (герои романов Ф. Саган, Б. Виана, А. Берджесса, Джеймс Бонд из романов Я. Флеминга).

К важнейшим достижениям ХХ века следует отнести раскрытие путей формирования молодежного коллектива в «Педагогической поэме» и «Флагах на башнях» А. С. Макаренко и опасностей самопроизвольно формирующегося детского сообщества в романе-антиутопии У. Голдинга «Повелитель мух». Стереотипы представлений о молодом поколении широко представлены в получившей широчайшее развитие в ХХ веке массовой беллетристике. В ряде случаев можно говорить и о необычных социальных эффектах чтения массовой литературы, например, об «эффекте Гарри Поттера» (юного героя романов Джоан Роулинг, с 1997 г. захватившего воображение сотен миллионов детей всего мира).

Тема молодежи и социология литературы. В настоящее время литературоведами собран огромный материал и проведено систематическое описание мирового литературного фонда, однако использование его в социологии (в частности, социологии молодежи) только начинается.

Первое направление — рассмотрение литературных текстов как проведенного художественными средствами социологического исследования. Здесь нужно учесть, что литература имеет иные цели, чем социология, и ее материалы социологического плана на разных этапах развития литературного процесса представлены в разной степени полноты и обстоятельности. До XIX века, когда возникла социология как научная дисциплина, они имели неосознанный и фрагментарный характер. В период формирования социологического мышления ряд художников слова (Бальзак, Стендаль, Пушкин, Диккенс) опережал первых социологов и широтой, и глубиной исследования социальных процессов, литература способствовала становлению новой науки. На современном этапе социология нередко дает писателям модели для художественного творчества, обе сферы взаимно обогащаются.

Второе направление — изучение литературных текстов как объект изучения социологии. Если учесть, что под объектом социологического исследования понимается носитель той или иной социальной проблемы, т. е. человек, общность людей, общество в целом, то тексты, персонажи становятся особым, виртуальным объектом исследования, и эта проблема требует специальной научной разработки. Однако она необходима и актуальна, так как литературные тексты — одна из немногих и наиболее информативная сохранившаяся часть несохранившегося объекта — людей прошлых поколений. Ключевую роль в создании новой методологии и методики социологического изучения литературы как виртуального объекта должен сыграть интенсивно развивающийся тезаурусный подход.

Третье направление — социологическое изучение читательской аудитории, в котором тоже актуально применение тезаурусного подхода.

В совокупности три названных направления сливаются в социологию литературы (как раздел социологии культуры), которая призвана обогатить и социологию молодежи.

 

 

 

---