Глобализация — управляемый хаос

Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 09-03-00826а/Р.


С. А. Батчиков[1]

Глобализация — управляемый хаос [2]

«Необходимо приспособиться
к хаосу свободы».
Ж. Аттали

Если черные дыры возникают,
Значит, это кому-нибудь нужно…

1. Введение

Уже в 70-е годы прошлого века стало ясно, что эпоха «модерна», основанием которой был большой проект Просвещения, подходит к концу — импульс индустриализма исчерпал свой ресурс. Это побудило западных философов, культурологов и социологов к интенсивным футурологическим изысканиям, в результате которых был сделан вывод о завершении цикла индустриальной цивилизации. Почти во всех терминах, обозначавших главную суть будущего общества, присутствовала приставка пост-. Общество начала XXI века называли постбуржуазным, постэкономическим, постмодернистским, постисторическим, и даже постпротестантским. «Общая приставка этих терминов отдает каким-то осенним чувством увядания, свойственным нашему веку, — ощущением конца. <…> футурологи не смогли дать сколько-нибудь убедительной картины будущего», пишет У. Дайзард[3].

Ощущение конца… Это проблема метафизическая. Но для России она является конкретной и практической, поскольку с 1991 г. власть насильно втягивает страну в систему больного западного общества, для которого пока что не найдено «убедительной картины будущего». Обсуждению наметившихся тенденций в движении к этому будущему и посвящена данная работа.

Фатальный выбор способа ответить на вызов будущего был сделан на Западе в 70-е годы. Этот выбор важен для всех, поскольку в Новое время все культуры, способные к сохранению своей идентичности, были вынуждены предпринять модернизацию, то есть перенять многие институты и технологии у Запада эпохи модерна.

Тогда, сорок лет назад, на Западе было решено демонтировать систему «мягкого», социального кейнсианского капитализма и взять за идеологическую основу нового курса неолиберализм — фундаменталистское учение, предполагающее «возврат к истокам». Это ярко описано в книге Д. Харви «Краткая история неолиберализма». На вызовы не отвечают, пятясь назад, и на этом пути логика борьбы заставила «проскочить» и классический либерализм, и обновление Реформации, и духовность раннего христианства, — докатиться до неоязычества, до полного отказа от гуманистических универсалистских идеалов.

Глобализация под эгидой США — это попытка сменить парадигму развития посредством кардинальной перестройки мировой экономической системы, международного права, культуры и статуса наций и народов. Но эта судорога погружает человечество в болото непримиримых противоречий еще глубже. На этом пути человечество, в его современном понимании, не выживет и должно будет разделиться на две «расы». Эта утопия «новой античности» реализована не будет, но прежде чем она потерпит полный крах, она нанесет тяжелые травмы множеству народов.

Это значит, что наш анализ должен касаться не частностей, а вопросов бытия («последних» вопросов по Достоевскому). Понять вызревающие угрозы надо не для того, чтобы встроиться в «золотой миллиард» и попасть в состав метрополии предполагаемой будущей мировой системы. (Мы от болезней Запада погибнем наверняка, как индейцы от кори). Нам необходимо проанализировать шансы, которые дает хаос кризиса, поскольку спастись сможет только тот, кто проработает возможные сценарии реализации угроз и альтернативы быстрых и адаптивных ответов.

В этой работе можно выделить три блока: размышленияо природе встающих перед нами проблем; предвидение образа постиндустриального общества; описание уже проявившихся черт этого образа.

Исходным пунктом для таких размышлений может служить собрание футурологических трудов 70–80-х годов прошлого века, в которых видные западные философы и социологи изложили свои представления о тенденциях мирового развития и о том типе будущего, которое может возникнуть в начале XXI века. (См. сборник «Новая технократическая волна на Западе». М.: Прогресс. 1986).

В большинстве докладов центральная мысль состоит в том, что речь идет о поиске ответа на кризис западного общества. Французский социолог и философ Ален Турен, автор одной из первых книг о постиндустриализме («Постиндустриальное общество», 1969), пишет: «Нет сомнения, что угроза упадка существует. Привыкшие быть в достатке, наши общества пресыщены и раздражительны, озабочены самосохранением и обладанием и, возможно, скатываются к будущему вырождению подобно Восточной Римской империи»[4].

Важное замечание футурологов сводилось к тому, что Запад попал в ситуацию, которая переусложняет все проблемы по сравнению с относительной простотой существования большинства других народов («…западный мир допустил, сам этого не понимая, многое из того, что делает жизнь более неприятной, более жестокой, превращает в борьбу не на жизнь, а на смерть, когда возможности прибыли сокращаются, а предпринимателей (или назовите их как угодно) оказывается в избытке»).

В работе Ж.-П. Кантена «Мутация-2000» предполагалось, что Запад не справится с нарастающей сложностью, которая вследствие этого превратится в хаос: «Наступило время сложных систем, которые порождают развеществление и расширяют его, а оно в свою очередь способствует возрастанию сложности... Пока еще мы пробавляемся архаическими понятиями, и нашего воображения хватает лишь на то, чтобы экстраполировать их в будущее, тогда как мы имеем дело с изменением самой природы мира... Если мы не успеем извлечь выводы из совершающейся эволю­ции, то путаница возьмет верх над сложностью, из которой мы не сумеем извлечь ее богатств… Путаницу символически изображает клубок шерсти, который не удалось распутать, — бесполезный, безнадежный и, хуже того, парализующий нашу волю»[5].

Апологетика постиндустриализма, которая предсказывала сдвиг к более гуманному, солидарному и уравнительному обществу, уже в 70-е годы была подвергнута аргументированной критике с указанием на явные признаки противоположной тенденции — компьютеризация общества на Западе приведет к тотальной бюрократизации и становлению полицейского государства. Ж. Эллюль писал: «Информатика, сросшись с бюрократической властью, застынет несокрушимой глыбой. Это — исторический тупик человечества, который будет осознан по-настоящему только в конце, потому что ведущий к нему путь так приятен, так легок, так соблазнителен, так полон ложными удачами, что представляется маловероятным, что человек отвергнет его... Когда такое кибернетизированное государство «схватится», как схватывается ледяная шуга или бетон, то будет, строго говоря, уже слишком поздно»[6].

В докладе Римского клуба Кинга и Шнайдера (1991) предсказывался такой ход событий: «Совсем нетрудно представить себе бесчисленное количество голодных и отчаявшихся иммигрантов, высаживающихся из лодок на северном побережье Средиземного моря… Приток мигрантов может вызвать резкое усиление «оборонительного» расизма в странах въезда и способствовать установлению в них на волне популизма диктаторских режимов». Технологический прогресс постиндустриализма, по мнению авторов, ухудшает положение бедных стран: «Розовые перспективы стран Севера не являются столь же радужными для стран Юга… Технологические нововведения дают преимущества передовым странам в ущерб тем, которые находятся на более ранней стадии экономического развития» И венец всего таков: «Таким образом, нашим настоящим врагом является само человечество»[7].

Та часть российских политиков и ученых, которые в 90-е годы занялись пропагандой неолиберальной глобализации, совершили подлог, умолчав об этих выводах ведущих западных социологов.

«Симметричным ответом» на неолиберальный фундаментализм США стал постмодернистский фундаментализм террора. После терактов в США 11 сентября 2001 г. виднейшие философы (Деррида, Бодрийяр, Жижек и др.) пришли к выводу о том, что глобализирующийся мир производит террор как свой собственный продукт; терроризм не является внешним и автономным от глобализации явлением. По словам Бодрийяра, США «питали террористическое воображение» буквально во всем мире. Они налепили целый отряд големов для борьбы против «марксистской заразы» в исламских странах — Аль-Каиду, талибан, секты религиозных террористов. И в какой-то момент эти големы вышли из повиновения и напали на хозяина — это еще средневековые раввины предсказывали.

«Будучи, по сути, террористической системой, — пишет М. Рыклин, —новый мировой порядок долгое время удачно осуществлял экспорт насилия вовне — 11 сентября оно бумерангом вернулось в его лоно и разрушило его важнейшие символы. То, что господствующей системой определяется как террор, представляет собой ее же собственную сущность (особенно резко на этом настаивают Бодрийяр, Вирильо, Жижек, Бак-Морс и Гройс). Отказываясь опознать ее в качестве таковой, доминирующая система не в состоянии поставить правильный диагноз»[8].

Таким образом, глобализация под эгидой Запада генерирует хаос, но не может создать аттракторы, которые втягивали бы этот хаос в структуры желаемого порядка. Глобализованный мир столкнулся с выделяемыми им же «антителами». Террористический ответ на террор Нового мирового порядка питается ненавистью всего многообразия социальных и культурных идентичностей, которые репрессированы и унижены нынешней глобализацией.

11 сентября показало, что утратила свою объяснительную силу рациональная модель общественного конфликта, берущая свое начало в Просвещении и сводящая дело к конфликту социальных интересов. Терроризм как ответ «голодных орд Юга» на запредельное социальное неравенство поддавался рационализации, а новый терроризм не преследует никаких социальных интересов. Бодрийяр сказал, что террористы прежнего типа воплощают терроризм бедных, а здесь перед нами терроризм богатых.

Относительно возможности западного общества изменить фатальную тенденцию своего собственного развития, философы «третьей волны» высказывались весьма пессимистично. Американский философ Ф. Джордж писал: «Пожалуй, главным фактором, детерминирующим происходящее, является быст­рота, с которой западный мир сможет обрести свое направление — будь то посредством новой религии, тоталитарного контроля с помощью «промывки мозгов» и использования медикаментов или же через колонизацию космического пространства. Возможно, ре­цепт придет из некой комбинации всех этих вещей, и тогда сред­ства, более изощренные и менее опасные, чем алкоголь, который мы употребляем, смогут открыть подлинную личную Утопию. Одно кажется определенным, что западный мир ведет человечество в пропасть, из которой нет возврата, а потому следует отыскать альтернативный путь»[9].

Один из таких путей указывают сами западные философы и психологи — революция сознания, гуманизация мировоззрения молодежи. Разные подходы к этой задаче предлагали Тимоти Лири, Роберт Уилсон, Станислав Гроф, Эрвин Ласло, Питер Рассел. Интересна в этом плане статья С. Ю. Глазьева «Социалистический ответ либеральной глобализации»[10].

Перейдем от метафизики к тем реальным изменениям, которые в ходе кризиса индустриализма могут с большой вероятностью поставить человечество на грань катастрофы. Для нас это тема срочная и практическая, потому что Россия слишком открылась Западу, и свои катастрофы он будет сбрасывать прежде всего именно к нам. Другие большие «буферные емкости» (Китай и Индия) благоразумно успели загодя более или менее надежно «закрыться».

Все главные изменения системны, они затрагивают жизнеустройство в целом. Но для анализа мы их разделим и поместим в три плоскости — культурно-мировоззренческую, социально-экономическую и политическую. В какой коридор толкнули главные процессы из точки бифуркации, которой стало поражение Советского Союза в информационно-психологической войне?

2. Изменения в культурно-мировоззренческой сфере

В гуманистической футурологии Тоффлера предполагалось, что постиндустриальное общество будет отличаться от цивилизации «второй волны» особой ролью науки, образования и культуры, а его центральным социальным институтом будет не промышленное предприятие, а университет. Это представление лежит в русле веберовской социологии современного капитализма. Однако «неолиберальная волна» толкнула развитие Запада на иной путь. На тот, который в споре с Вебером предсказывал Г. Зиммель — путь к господству «ростовщика», спекулятивного финансового капитала. Главными институтами стали не университет и лаборатория, а биржа и банк, соединенные в глобальную сеть. Как сказал философ, «деньги — родина безродных».

О том споре Вебера с Зиммелем А. С. Панарин писал: «В отличие от немецкого мыслителя М. Вебера, еврейский мыслитель Г. Зиммель изначально представлен в позиции последовательного глобалиста, ибо имманентная логика денежного обмена, которую он выдает за универсальную, ведет в направлении от локальных местных рынков к национальному, а от него — к не знающему границ мировому рынку». В этом вопросе Вебер спорил с Зиммелем и Марксом — но на данный момент прав оказался Зиммель. Ростовщик взял верх и пока что держит человечество за горло.

Это — трагедия человечества, неожиданный поворот в точке бифуркации. Панарин подчеркивает именно мировоззренческую сторону этого сдвига, о которой у нас почти не говорят: «Монетаризм — больше чем одно из экономических течений. Он является сегодня, может быть, самой агрессивной доктриной, требующей пересмотра самих основ человеческой культуры — отказа от всех традиционных сдержек и противовесов, посредством которых любое общество защищалось от агрессии денежного мешка… Все прежние моральные добродетели, заботливо культивируемые человечеством на протяжении всей его истории, отныне осуждены в качестве протекционистской архаики, мешающей полному торжеству обмена».

Но дело не в простой агрессии денежного мешка. Речь идет об историческом реванше, о мести ростовщика, которую изобразил Шекспир в образе Шейлока. Вебер предупреждал: «Для английских пуритан современные им евреи были представителями того… капитализма, который вызывал у них ужас и отвращение. (По существу,.. еврейский капитализм был спекулятивным капитализмом париев, пуританский капитализм — буржуазной организацией трудовой деятельности)».

Месть париев, захвативших экономическую власть над миром, страшна тем, что она уже направлена вовсе не на подчинившийся им «пуританский капитализм», а на все «небуржуазное» человечество. А чтобы его обезоружить, этот мстительный глобальный Шейлок уничтожает интеллектуальные и духовные структуры человечества. Панарин пишет: «Создается впечатление, что буржуа, связанные со спекулятивным капиталом, решили дать бой классическому интеллектуализму, от которого они всегда ждали каверз и подвохов. Они решили так перестроить концепт постиндустриального общества, чтобы он служил общественному возвышению именно их класса, а не «враждебной культуре интеллектуалов», искони ставящей буржуазные ценности под сомнение».

Именно это мы и наблюдаем: повсеместно, где утвердился диктат неолиберализма, «тотальная деинституционализация» общества начинается с ухудшения массового образования — со снижения уровня школьных программ, отказа от дисциплинарного принципа классической школы, принижения статуса учителя, разрушения уклада школьного товарищества и дегероизации сознания молодежи, насаждения культа силы и вседозволенности как нормы жизни. В России долгое время власти и общество закрывали на эти проблемы глаза. В результате оказались перевернуты, по выражению С. Е. Кургиняна, «принципы добра и зла, принципы морали и порока. Дальше все пошло вразнос»[11].

Целые регионы страны оказались криминализованы, на больших территориях стабильно воспроизводятся серые зоны, с явным огосударствлением преступных структур. Пример — положение на Дальнем Востоке, где господствует организованная преступная группировка «Общак» со штаб-квартирой в Комсомольске-на-Амуре. Здесь возник анклав, который находится под управлением международного преступного синдиката, в котором участвуют японская мафия «якудза» и китайские «триады», сеть влияния которых давно уже стала глобальной.

Вот что пишет В. С. Овчинский: «По данным МВД России, «Общак» контролирует более 300 предприятий Дальнего Востока (причем наиболее прибыльных), в том числе 50 предприятий федерального значения. Под колпаком преступного сообщества — торговля автомобилями, морской промысел, торговля лесом, морские транспортные перевозки, розничная торговля бензином и конечно же такие нелегальные сферы, как проституция, кражи и угоны автотранспорта, вымогательство и т д.... По результатам прокурорской проверки, половина школ Комсомольска-на-Амуре находится под контролем «Общака»… В половине городских школ помимо официальных директоров существуют и теневые — так называемые смотрящие. Это старшеклассники, ученики тех же школ, которые являются членами структур «Общака»… В начале 1990-х годов при полном попустительстве и даже поддержке местных властей в окрестностях Комсомольска-на-Амуре [были организованы] лагеря по типу пионерских. Там подростки, как правило из трудных семей, проходили спортивную подготовку и обучались азам воровского дела… Члены «Общака» обложили данью одну из воинских частей пулеметно-артиллерийской дивизии, расквартированной в Приморье… Члены молодежного крыла «Общака» вели настоящую охоту на солдат и офицеров за пределами воинской части, избивали их и отбирали деньги, которые потом шли в бюджет «организации»[12].

То, что экономическое господство спекулятивного капитала позволило ему, наконец, заключить прочный союз с преступным миром, стало настоящей трагедией человечества. Союз париев «верха» и париев «дна» становится силой, с которой невозможно справиться традиционными правовыми методами. Этот союз соединил две мощные финансовые и организационные структуры — легальную и теневую, придав им новые степени свободы и маневра. У верха — в распоряжении большие административные и интеллектуальные ресурсы, а у преступного низа — мощные силовые средства, организованные вооруженные банды.

В ряде стран такой союз возникал на короткое время, и для его демонтажа от государства и общества требовались чрезвычайные усилия и жертвы. В России альянс торгово-финансового капитала (в том числе международного) с преступным миром возник в ходе I Мировой войны, и ни царское, ни Временное правительство ничего не могли сделать с диктатом мафии и коррупцией. Это, кстати, стало важным фактором поддержки большевиков, программа которых позволяла избавиться от этой раковой опухоли (эта историческая память питает нынешний антикоммунизм российского криминального капитала). В США альянс финансового капитала с мафией в 20–30-е годы был умиротворен компромиссами, за которые приходится платить и сегодня. Для России нынешнее возрождение союза капитала и мафии, усиленного глобальными связями, может сыграть фатальную роль.

И дело не только в попрании права, закона и морали. Этот союз «верха и низа» определенно дал «социальный заказ» на разрушение мировоззренческих основ нашей культуры и всех ее проявлений — от эстрадной песни до навыков обыденного поведения. Факт, что уже двадцать лет телевидение явно работает на принижение общей культуры и нравственности и на внедрение антигуманных и антирациональных установок массового сознания. Деньги для оплаты этого заказа есть, значит, рынок его выполняет.

Панарин пишет о той части культурной элиты, которая выполняет этот заказ: «Главная их цель — морально разрушить и обескуражить общество, лишить его способности нравственного суждения, перевернуть систему оценок. Судя по многим признакам, монетаристская «революция отщепенцев» является действительно мировой. Поскольку она смазывает все качественные различия, касающиеся происхождения денег, и, главное, смазывает различие между продуктивной и спекулятивной прибылью, между нормальной и теневой экономикой, то неминуемо влечет за собой целый шлейф криминальных монетаристских практик, включая такие сверхрентабельные, как торговля наркотиками, торговля живым товаром, торговля человеческими органами».

Что ждет на этой траектории развития обычного гражданина? Абсолютная беззащитность от любого бандита или даже мелкого преступника, от любого коррумпированного чиновника или милиционера. Сейчас каким-то ограничением этого произвола или патологического садизма служит инерция общей советской культуры. Но эта инерция скачкообразно ослабевает с выходом на арену новых постсоветских поколений. Среднего человека в России, не нашедшего покровительства мафии или влиятельного чиновника, ждет ад кромешный, и страдания — при полной утрате всяких навыков самоорганизации и самозащиты — будут массовыми. На всей территории России может воцариться ситуация, которую пережили русские в дудаевской Чечне 1992–94 гг.

При этом нет надежды на то, что культура и нравственность людей восстановятся в той степени, которая необходима для самоорганизации. Произошло «сжатие времени», возник новый тип эволюции всех систем, к которому люди просто не могут сами приспособиться. Культурные нормы и типы поведения изменяются через хаос — в ходе перманентной революции. Эти изменения непредсказуемы, они реализуются через цепные процессы, нелинейно. В Интернете можно найти записи личных историй людей, переживших разгул «огосударствленной» преступности в Чечне, которую режим Ельцина превратил в экспериментальную «серую зону». Никто не решился издать эти поучительные истории. Из них видно, что приспособиться к этой постмодернистской преступности, поддерживаемой новым глобальным порядком, в принципе невозможно. Для этого надо было бы отбросить все прежние человеческие нормы, отношения, привязанности.

Проблема и в том, что психологические защиты населения России рухнули моментально с ликвидацией «железного занавеса». Китай и Индия защищены национализмом — там успели «собрать» нации, а в СССР этот процесс был сорван «ренессансом космополитизма» еще в 60-е годы. Гуманитарная элита фактически предала народ, перейдя в цивилизационной войне на сторону противника. Обществоведение тоже в основном заняло антисоветскую позицию, что в реальной ситуации оставило беззащитным сознание «мирного населения». В этих условиях ожидать быстрой самоорганизации не приходится.

Сейчас мы вслед за Западом втягиваемся в новую культурную эру — постмодерн. Он означает новые удары по нашему сознанию, к которым надо готовиться. Постмодерн вообще отменяет проблему истины, смешивает все нормы и правила. Недаром в докладе Римского клуба «Первая глобальная революция» (1991) сделан такой многозначительный вывод: «Болезни человечества являются отражением современной опасной тенденции к всеобщему помешательству».

Но это не значит, что мы в этой тенденции должны бежать быстрее всех. Беда в том, что мы в осознании опасностей такого рода очень сильно отстаем и от Запада, и от Востока. Там по-разному, но прагматически пришли к выводу, что мир за последние сто лет очень усложнился, а сознание людей стало менее устойчивым — сдают свои позиции и религия, и традиции, и мораль. В поисках методов стабилизации сознания Запад резко расширил научные исследования — и сложности мира, и законов сознания и подсознания. Восток мобилизует свои культурные ресурсы — философию, литературу, осваивает и западные научные подходы. Достойный изучения пример — быстрое создание в Китае крупномасштабной индустрии кинематографии, продукция которой по своим техническим и эстетическим качествам не уступает голливудской — и вытесняет ее с национального рынка. А мы в нашем кризисе увязли, как в болоте. Не только не продвинулись вперед, но и растеряли те заделы, которые имели.

Режим, установившийся в России после поражения СССР в холодной войне, стал исповедовать идеологию неолиберализма и глобализации в ее крайнем выражении. Россия обладает большими природными богат­ствами, но в то же время слишком велика, чтобы ее можно было интегрировать в ­периферию Запада. Поэтому для ее разрушения и превращения в бесструк­турную зону глобального «простран­ства» применяют­ся особенно жесткие технологии, в том числе в сфере сознания.

Глобализация привела к взрывному развитию антисоциальной и антигуманной философии и морали, консолидировала ее носителей и выразителей. Как будто все темные и низменные силы, которые до этого прятались в порах общества и на социальном дне, вдруг вышли на улицу и атаковали прежний порядок. Это революция отщепенцев. Ставшая возможной благодаря важным прорывам в технологии, эта революция регрессивна, это революция гуннов. Россия переживает не просто взрыв преступности, жестокости и бессмысленного насилия. Длительный кризис многих сделал черствыми, заставил спрятаться в индивидуальной скорлупе. В сознание молодежи уже почти двадцать лет внедряются идеи социал-дарвинизма, который всегда отвергался русской культурой. И не только идеи, мировоззренческие установки и нравственный хаос, но и активная «практическая» алчность, жестокость, культ тупой силы.

Оборотной стороной социал-дарвинизма стало внедрение в России системы потребностей, несовместимых с жизнью страны и народа. Последние 15 лет граждане России были объектом небывало мощной и форсированной пропаганды образа жизни западного общества потребления. Произошло “ускользание национальной почвы” из-под производства потребностей, и они стали формироваться в центрах мирового капитализма. По замечанию Маркса, такие общества можно “сравнить с идолопоклонником, чахнущим от болезней христианства” — западных источников дохода нет, западного образа жизни создать невозможно, а потребности западные.

Эта культурная мутация стала одной из причин глубокого кризиса. Кроме того, в российской элите под давлением ее западных наставников происходит интеллектуальный регресс, сдвиг от идей Просвещения к антирационализму. Доверие к самым абсурдным обещаниям, суеверные, антинаучные взгляды стали нормой общественной жизни. Произошла архаизация сознания образованных людей. Люди перестали различать главные категории, необходимые для принятия решений (например, категории цели, ограничений, средств и критериев), почти разучились оценивать масштаб проблем. Такое состояние общества есть одна из главных угроз самому существованию России как целостной страны и культуры.

Конечно, сходные процессы наблюдаются и на Западе, там это уклончиво называют постмодернизмом. Но в России они приняли такие радикальные формы, что правильнее было бы говорить не о постмодерне, а о контрмодерне — регрессе к дологическому типу мышления. В России были созданы условия, несовместимые с воспроизводством жизни. Эти условия парализовали общество и блокировали его способность к сопротивлению планам глобализации.

3. Изменения в социально-экономической сфере

Неолиберальная волна сопровождалась массированной дезинформацией населения Земли. Нам показывали «витрину» мировой экономики, замалчивая тот факт, что растущий уровень благосостояния «метрополии» достигался за счет глобального перераспределения ресурсов и производимого богатства.

В новой экономической философии хозяйственная жизнь представлялась только через «макроэкономические» показатели –движение денег и ценных бумаг. Потоки натуральных ценностей скрывались за этими показателями. Панарин писал: «Этот тип монетаристской философии как нельзя лучше пригоден для оправдания того, что сегодня творят в открытом — не защищенном суверенитетом и границами — мире азартные создатели мировых финансовых пирамид… Глобальный порядок, о котором здесь идет речь, по-видимому, готовит перспективу изъятия всех богатств мира сообществом глобальных финансовых игроков».

Экономические аналитики показывают, что рост экономики ведущих стран достигается не за счет развития производства, а посредством перераспределения богатства между сильными и слабыми странами. Достигается оно с помощью резкого ослабления национального государства (обычно после затягивания его в долговую ловушку), приватизации и скупки всех видов национальных ресурсов, включая природные[13]. При этом и национальное государство под давлением международных финансовых институтов («мирового правительства») начинает служить инструментом такой глобализации — прежде всего, проводя приватизацию и сокращая расходы на социальные нужды и на поддержание таких национальных систем, как наука и культура. Государства же организуют потоки массовой нелегальной миграции рабочей силы, делая ее совершенно бесправной и резко удешевляя ее цену.

Глобализация разрушает слабые экономики, сбрасывая туда структуры криминального бизнеса метрополии. Она ликвидирует качественные различия в происхождении денег и, следовательно, различия между нормальной и преступной экономикой. Она легитимирует множество видов «криминальной хрематистики», включая такие сверхрентабельные виды бизнеса, как торговля наркотиками, человеческими органами, живым товаром (работорговля и порноиндустрия) и т. д. В этой обстановке почти любой бизнес приобретает большую или меньшую криминальную компоненту. Так жилищное строительство в Москве стала «прачечной» по отмывке теневых денег.

Возник особый тип финансовых войн — организованные атаки на национальные валюты. Так, в октябре 1993 г. один из полевых командиров «финансовых террористов» Сорос за несколько дней получил 1 млрд. долл. с помощью атаки на фунт стерлингов. Сейчас ни одно государство не может устоять против скоординированной атаки финансовых спекулянтов (США — исключение благодаря их силовым возможностям). Но главным новшеством стали системные операции против национальных экономик, в ходе которых с помощью финансовых махинаций доводили страну до кризиса, обесценивали ее предприятия, а затем скупали их по дешевке.

Так провоцировались кризисные волны, охватывавшие огромные регионы (кризис в Мексике 1994–95 гг., ударивший по Латинской Америке, в Азии в 1997–98 гг., затронувший и РФ, в Аргентине в 2001 г.). Все эти кризисы наносили тяжелый удар по населению, но одновременно позволяли кучке спекулянтов делать многомиллиардные состояния. Возникало множество предприятий с укладом почти рабского типа, а часть местных богатеев вливалась в новую глобальную элиту. После кризиса в Мексике там появилось 24 миллиардера, а после дефолта 1998 г. в России — 38.

Подрыв национальных государств и систем права уже привел к тому, что финансовые спекулянты могут безнаказанно разорять целые континенты и вывозить из разоренных стран сотни миллиардов долларов, обесценивать труд мил­лио­нов людей, не подпадая при этом ни под одну из статей уголовного кодекса. Экономические мародеры ведут геноцид оказавшихся незащищенными народов, подрывая условия всякой нормальной жизни.

Углубляется неравенство в мировом сообществе — уровень жизни в Швейцарии сейчас превышает уровень жизни в Мозамбике в 400 раз, тогда как в начале XIX в. это соотношение было всего 5:1. Большую роль в этом «расслоении» стран в 70–80-е годы прошлого века сыграли навязанные странам-должникам «структурные» реформы по программе МВФ. По расчетам Центра исследований экономической политики (США), экономический рост в Бразилии и Мексике в 1980–2000 гг. мог бы быть в два раза выше, если бы они не соблюдали рекомендации МВФ. ТНК высасывают ресурсы периферии и приводят к обеднению большинства населения.

Но в процессе глобализации ТНК действуют и против интересов граждан «своих» стран. В результате перемещения производств в страны с дешевой рабочей силой теряются рабочие места в промышленности, а замещаются они занятостью в сфере услуг с низкой оплатой и краткосрочным наймом («мусорные» контракты, иногда однодневные). Происходит ликвидация среднего класса в странах метрополии. Раньше периферия мирового капитализма обладала достаточной емкостью, чтобы поглощать кризисы метрополии и оплачивать их за счет обеднения и архаизации жизни своего населения. В последние десятилетия эта емкость стала недостаточной, а ряд стран вырвался из долговой петли и «закрылся» от кризисов Запада. Какое-то время роль поглотителя кризисов играло лишенное экономического суверенитета постсоветское пространство, но и оно истощено. Неолиберальные социальные инженеры разработали целый ряд методов сброса кризисов в «средний класс» метрополии. В Европе после почти полного охвата трудящихся разными схемами социальной поддержки, уже около трети занятых находится вне социально защищенной сферы. Регулярными стали операции по разорению массы мелких акционеров менеджерами крупных корпораций, как, например, в случае корпорации «Энрон» и целого ряда банков.

А. И. Фурсов, говоря о превращении, в процессе глобализации, национального государства в «корпорацию»-государство, особо подчеркивает это изменение в социальной структуре метрополии: «…корпорация-государство и есть прежде всего «властная заточка» гипербуржуазии против среднего класса, киллер, которому этот класс заказали».

Неолиберальная волна привела к резкому «обогащению богатых» — даже в странах метрополии. Доля 0,1 % самых богатых людей США в национальном доходе выросла за 20 лет в 3 раза. При этом реальная зарплата рабочих упала в США на 13 %, а соотношение средней зарплаты топ-менеджера и рабочего в американских корпорациях выросло с 30:1 до 500:1. Примечательно, что топ-менеджеры в неолиберальной системе превратились в особую касту, доходы которой определяются самой принадлежностью к этой касте, а не успехом предприятия. В 1992 г. типичная крупная компания с доходом 400 млн. долларов выплачивала своим менеджерам высшего звена в среднем 1,04 млн. долларов в год, а компания, терпящая убытки на ту же сумму в 400 млн., платила своим руководителям в среднем 800 тыс. долларов. Это расценивают как возрождение сословных отношений, качественное изменение, чреватое риском дестабилизации даже самых развитых стран.

Появление такого сословия и даже касты топ-менеджеров мы наблюдаем и в России, причем даже в государственных корпорациях. В 80-е годы XX века министр энергетики СССР имел оклад в три раза более высокий, чем у квалифицированного рабочего, сборщика турбин для электростанций. А сегодня топ-менеджер РАО ЕЭС имеет оклад в 500 раз больше такого рабочего. Где же наши «форейторы прогресса» и «прорабы катастройки», которые ломали советскую систему под знаменем борьбы с льготами номенклатуры?

В тяжелейшее положение попали «неудавшиеся» государства — те, которые не в состоянии контролировать свою территорию и гарантировать безопасность граждан, не могут поддержать господство закона, обеспечить права человека, эффективное управление, экономический рост, образование и здоровье своему населению. В этом списке около 30 стран. Но их положение связано прежде всего с изъятием ресурсов метрополией (сначала как из колоний, теперь экономическими методами). А. Кустарев перечисляет эти методы: «Масштабная и неразборчивая приватизация, создание правовой инфраструктуры, благоприятной для трансфера капитала, режим экономии под маской «структурных реформ» (излюбленная рекомендация МВФ) — все это ведет к застою и коррупции, большим социальным издержкам, экономическим потерям общества и нарастанию государственного насилия. Эта трактовка очень расширяет круг неудавшихся государств, относя к их числу… Россию, называя их «жертвами прихотливых потоков международного капитала» и подчеркивая, что они впадают в хронический кризис, именно «находясь под надзором международных финансовых институтов».

В таких странах не только крайне неблагоприятен инвестиционный климат, отсюда идет вывоз капиталов и сбережений. Так, около 40 % частных денежных средств Африки хранятся за ее пределами. Бывший правитель Нигерии Абача держит в лондонских банках 60 млрд. «теневых» долларов. Но это — удел не одной только Африки.

Вспомним, как бывший министр экономики Греф оправдывал вывоз из России денег и замораживание их в американских банках в виде Стабилизационного фонда: «Стабилизационный фонд нужно инвестировать вне пределов страны для того, чтобы сохранить макроэкономическую стабильность внутри страны. Как это ни парадоксально, инвестируя туда, мы больше на этом зарабатываем. Не в страну!» Когда ему указывали, что это противоречит здравому смыслу, он отвечал, что деньги «должны изыматься из экономики и не тратиться внутри страны, или будет очень высокая инфляция, ну в полтора раза выше, чем сейчас, а это прямое влияние на инвестиционный климат, отрицательное влияние». Но это и есть хаос в сознании: если деньги инвестировать в страну нельзя, то зачем же нам заботиться об инвестиционном климате? Вот капиталы и утекают.

Одним из следствий кризиса индустриальной цивилизации (и особенно энергетического кризиса 1973 года) стал психоз, вызванный «перенаселением Земли». Целый легион профессоров создавал этот пси­хоз. Широко обсуждался т. н. “блок Хейфица”, который в 1991 г. опубликовал статью под названием “Рост населения может блокировать развитие, которое могло бы замедлить рост населения”. С помощью математической модели Хейфиц пытался показать, что рост населения требует “неординарных” внешних мер. На пороге XXI века на Западе возродилось радикальное мальтузианство.

Надо сказать, что и российские неолибералы вложили в этот психоз свою лепту. В 1991 г. А. Яблоков с негодованием писал в “Московском комсомольце”: “На четыpех конфеpенциях, пpоведенных ООН, пpинимались pешения о необходимости сдеpживания численности роста человечества. СССР упорно делает вид, что это его не касается. Касается! Неконтpолиpуемое увеличение населения СССР влечет резкое падение уровня жизни, и молодежь почувствует это особенно остро”.

После ликвидации СССР позиция российских экологов (включая министра В. И. Данилова-Данильяна) стала гораздо радикальнее. В предисловии книги “Проблемы экологии России” (1993) сказано: “Прогрессивная на некий переходный период стратегия устойчивого развития в долгосрочной перспективе все равно неизбежно ведет к экологическому тупику, то есть к гибели человечества как биологического вида… Причина кризиса в чрезмерно выросшем населении, выросшем нас­только, что стабилизация его на современном уровне уже не вер­нет мир к докризисному устойчивому состоянию”. Далее эта мысль уточняется: «Проблема выживания связана с необходимостью со­кра­щения потребления энергии на порядок, а, следовательно, и соот­вет­ствующего уменьшения численности живущих на Земле людей. Задача заключается не в снижении прироста и не в стабилизации населения в будущем, а в его значительном сокращении» (выделено мною)[14]. Вопреки очевидным данным, которые пока­зы­вают, что нагрузки на биосферу создаются небольшой популяцией жителей развитых стран, авторы делают мальтузианский вывод: виноваты слишком бы­стро размножающиеся “бедные”.

Как мы знаем, “неординарные” внешние меры по сокращению населения уже предпринимаются и в России привели к большому успеху. Неолиберальная реформа привела к демографической катастрофе, снизив рождаемость и вызвав скачок смертности. Мягкие способы — воздействие на духовную сферу. Сексуальная революция, пропаганда гедонизма и потребительства, индивидуализм резко сокращают рождаемость. Социал-дарвинизм и равнодушие к бедствию ближних лишают людей воли к жизни и подстегивают смертность. Формирование огромного социального дна из нищих, бездомных и беспризорников создало ненасытный механизм «эвтаназии» — эти категории людей быстро умирают. А «дно» втягивает в себя все новые контингенты.

Жесткие технологии пока что проходят испытания, в основном в Африке. Главные из них — подрыв хозяйства с лишением населения продовольствия и воды, разжигание этнических войн с геноцидом, сохранение огромных зон с хроническими вирусными заболеваниями, информационная блокада, изъятие элиты и ее криминализация. Все это сбрасывает массу населения бедных стран в «цивилизации трущоб», очаги которой иногда существуют буквально рядом с богатыми кварталами современных городов. Вот что пишет о цивилизации трущоб Фурсов: «Это так называемые slum people — трущобные люди. В 2003 г. их было 921 миллион человек, сегодня — миллиард, т. е. 16,5 % мирового населения. Мир трущоб занимает огромные пространства Латинской Америки, Африки и Азии. Люди этого мира ничего не производят и почти ничего не потребляют. Средняя продолжительность жизни — около 25 лет, как в Древнем Риме».

Все это — не природные, а социальные явления, которые находятся под пристальным наблюдением ученых и регулируются политиками. В 1980–1982 гг. бедным странам были даны долгосрочные займы на сумму 49 млрд. долл., а чистые выплаты этих стран кредиторам в обслуживание этого долга составили за 1983-1989 гг. 242 млрд. долл. Отсюда и такая продолжительность жизни среди трущобного населения. Это — целенаправленное выполнение проекта, об эффективности которого могли только мечтать «белокурые бестии» с их кустарными технологиями газовых камер. И главное, теперь не маячит никакого Нюрнберга.

Надо заметить, что всеми этими средствами метрополия наносит удар и по себе — в странах Запада снижается рождаемость и происходит старение населения. Пока еще эти страны обладают большой ассимилирующей способностью и завозят много готового человеческого материала извне. Раньше это были турки и арабы, теперь «фермами для размножения белого человека» служит Восточная Европа, на эту роль претендует и Украина. Однако западные социологи предвидят большие проблемы, которые неминуемо создаст эта культурная и этническая хаотизация.

Все эти вопросы уже весьма остро встают и в России. Сложившийся сравнительно устойчивый социально-экономический режим представляет собой своеобразный гибрид неолиберализма в хозяйственной сфере и авторитарного консерватизма в политической. У власти укрепились «российские неоконы», которые поддерживают стабильность стагнации, базирующейся на распродаже невозобновляемых минеральных ресурсов страны.

Положение тяжелее, чем может показаться по некоторым показателям. Мы проедаем последнее из то­го, что накопило предыдущее поколение — питаемся телом убитой советской системы. Оно огромно, но оно — ресурс невозобновляемый, и он подходит к концу. Чтобы сохраниться как стране, России требуется новая программа индустриализации, причем с энергоемким производством для себя. Необходимо перенаправить поток нефти и газа на российские заводы и поля. В 1985 г. в РСФСР для внутреннего потребления оставалось по 2,51 т нефти на душу населения, а в 2005 г. — лишь 0,72 т. Посевные площади за годы «реформ» сократились на 42,3 млн. га, более чем на треть! Нет топлива, тракторов, удобрений. Нет электроэнергии для сельского хозяйства, где ее производственное потребление сократилось за годы реформы в 4,2 раза.

Попытка втиснуть Россию в периферию западной хозяйственной системы — утопия, которая уже привела к огромным страданиям большинства народа. Но если не принять срочных мер, то страдания, которые неизбежно ударят по нашим детям и внукам, будут еще страшнее.

4. Разрушение национального государства

В глобализации нет своих стран, а есть всемирное племя-каста «новых кочевников» и всемирные туземцы. Произошел отход искателей денег от правовых норм, на которых держалось прежнее мироустройство, при котором человеческий род был организован в народы, а их права и обязанности, соединяющие людей в общества, были оформлены как национальные государства.

Врагом и объектом ненависти глобальных кочевников является любое национальное государство — кроме «империи золотого миллиарда». Для подрыва национальных государств они используют любые средства, самыми эффективными среди которых являются действия преступные. Важные политические функции в этой программе выполняли разного рода «черные интернационалы». Во многих точках мира они подрывают структуры национальных государств, организуя мятеж-войны — чаще всего с псевдоэтническими и псевдорелигиозными идеологическими прикрытиями. Иногда поддержка, оказываемая им со стороны глобальных теневых сил, столь велика, что внутри государств образуются преступные анклавы, приобретающие признаки государственности. Этот вирус начинает быстро разрушать государство. Это мы видели в России на Кавказе и в Средней Азии.

Эта технология была эффективно использована для разрушения СССР. На его территории было создано несколько мятеж-войн, разожженных союзами политических и преступных группировок. Они были тесно связаны с политическими центрами в Москве, получали щедрое финансирование и оружие, а информационное прикрытие носило международный характер. Насколько эффективна эта идеологическая поддержка западных СМИ, говорит тот факт, что даже многие левые политики верят, например, что на Кавказе в Чечне велась партизанская борьба за свободу чеченского народа.

Одним из орудий подрыва государства России стало втягивание его в «большую коррупцию» в конце 80-х годов. Возникнув сначала в виде отдельных очагов, коррупция постепенно охватила весь государственный организм и начала его «разъедать». Коррумпированная часть развращает еще здоровую часть чиновничества быстрее, чем удается «вылечивать» пораженные участки. Зараза захватывает и слишком большую часть общества, так что продажность становится нравственной нормой. Коррупция превращается в самовоспроизводящуюся систему и вырабатывает механизмы, автоматически разрушающие те защитные силы, которые может собрать для борьбы с нею государство.

В ходе «реформ» все «институты коррупции» созрели настолько, что она уже задает образ жизни, превращает РФ в особую цивилизацию с большой «теневой» составляющей. Это — историческая ловушка. Если в начале этого пути коррупция была инструментом разрушения советского государства и общественного строя, то с середины 90-х годов этот выпущенный из бутылки джинн стал всем диктовать свою волю. Вначале питательной средой коррупции был целенаправленно созданный командой Горбачева-Ельцина экономический и духовный кризис, а теперь уже коррупция стала движущей силой этого кризиса — она его выращивает как свою питательную среду, она растлевает чиновников и истощает хозяйство.

Пораженная коррупцией часть чиновничества смыкается с преступным миром, чтобы сообща и целенаправленно растлевать, подкупать и подчинять как раз те органы государства и общества, что должны обеспечивать их безопасность — судебную систему и прокуратуру, органы госбезопасности, прессу и представительную власть. И не только растлевать, но и устранять и даже убивать тех, кто этому мешает. Возникает организованная преступность, которая параллельно с государством создает свою, теневую псевдо-государственность. Примеров этому — великое множество.

Коррупция приобрела международное измерение. Коррумпированные политики и чиновники на верхних этажах власти создают всемирную «серую зону» — преступный интернационал, где и принимаются самые важные решения по выгрызанию пространства нашей жизни.

Второе, менее страшное, но не менее тотальное изменение государства — безудержный рост раковой опухоли бюрократии при одновременном падении ее квалификации и ответственности. Это — верный признак утраты свойств национального государства и превращения его в «корпорацию», о чем образно написано у А. И. Фурсова.[15]

В бедных постколониальных странах принадлежность к государственной бюрократии часто была единственным способом добиться хотя бы небольшого материального благосостояния. Это приводило к тому, что бюрократический аппарат многократно разбухал относительно реально выполняемых им функций и в то же время превращался в замкнутую сословную корпорацию, главной функцией которой становилось обеспечение собственных интересов. Как правило, это сразу требовало национальной измены — бюрократия становилась внешним управляющим «золотого миллиарда» по изъятию из страны жизненно важных ресурсов. В странах с развитым трайбализмом бюрократия часто рекрутировалась из одного господствующего племени, и корпорация-государство приобретала черты этнократии.

Глобализация перенесла отработанные в «неудавшихся» государствах Африки механизмы и в развитые страны. «Серые зоны» расширяются и в метрополии. Так, в 1993 г. премьер-министр Франции Э. Баладюр заявил, что 25 % французов живут «в зоне неправа» — и в то же время разбухает госаппарат. Это стало важной проблемой ЕС. Европейская бюрократия изымает у национальных государств-участников их функции, но сама обеспечить их выполнение не может, изобретая свои «наднациональные» обязанности. В результате, как пишут наблюдатели, в Европе возникает «пустое пространство с дефицитом суверенитета». Это и есть «зона неправа».

Но гораздо хуже положение в России, которую всеми средствами старались столкнуть в разряд «неудавшихся» государств. Считалось, что советское государство было отягощено разбухшим бюрократическим аппаратом, но это была заведомая неправда по сравнению с тем, что произошло в постсоветском государстве. В государственном аппарате управления СССР было занято 16 млн. человек. Около 80 % его усилий было направлено на управление народным хозяйством. Сегодня в госаппарате России 17 млн. чиновников. Хозяйством они теперь не управляют (90 % его приватизировано), а населения в РФ вдвое меньше, чем в СССР. В результате реформы произошло десятикратное (!) «разбухание» чиновничества относительно его функций. Второй процесс — превращение государства во «внешнего управляющего» — скрыт от постороннего глаза, но многие косвенные признаки говорят, что масштабы его весьма велики.

Совершенно очевиден процесс десоциализации российского государства — неуклонного, шаг за шагом, сокращения его социальных обязательств перед нацией, ухода из систем жизнеобеспечения населения (ЖКХ, образование, здравоохранение и пр.) с возложением этих функций на «свободный рынок». На деле это означает отстранение все новых и новых контингентов населения от основных социальных благ — рынок по определению удовлетворяет не потребности граждан, а только платежеспособный спрос.

Особенностью России является и то, что трансформация государства в сословную корпорацию сопровождается попытками философского оправдания этого процесса. Идеологи руководящей и направляющей силы нашего общества — «Единой России» заявляют, что суверенитет — это политический синоним конкурентоспособности. Но государство, для которого конкурентоспособность становится синонимом суверенитета, мыслит именно как корпорация. То, что не способствует конкурентоспособности (например, забота о людях, которых реформа выкинула из общества), из функций такого государства исключается.

Более того, государство бросает на произвол судьбы все системы, которые жизненно важны для нации как целого, но в данный момент являются неконкурентоспособными на глобальном рынке. Примеры — сельское хозяйство и наука. Да и хозяйство в целом — оно оставлено на голодном энергетическом пайке при постоянном расширении экспорта энергоносителей. Так поступает только рыночная корпорация, но не национальное государство.

При такой политике государства возникает прямая опасность сговора местного неолиберального правительства с мировой финансовой верхушкой о совместной эксплуатации природных богатств России, об учреждении в этой сфере «транснациональной корпорации-государства».

Философ-эмигрант А. Кустарев выдает нам планы глобальной элиты по «интернационализации» минеральных ресурсов национальных государств: «Есть предложение выделить в особые протектораты территории, особенно богатые природными ресурсами. Сегодняшние их правительства склонны использовать природную ренту в своих эгоистических интересах, а не для блага своих народов. Препятствовать этому по понятным причинам не могут ни ООН, ни США, например. Но есть многосторонние институты типа Всемирного банка и МВФ. Они располагают опытной международной технократией-бюрократией и, в отличие от ООН, не находятся под давлением международных популистских движений. Можно на их основе создать Международный фонд природных ресурсов. Он аккумулировал бы природную ренту в неудавшихся государствах и использовал эту ренту внутри тех стран, где она собрана, однако только по усмотрению Фонда — главным образом на проекты развития социальной и экономической инфраструктуры. Исполнители проектов будут выбираться по конкурсам по всему миру»[16].

Демонтаж «социального государства» неолиберальными режимами на Западе идет эволюционным путем, в России же после 1991 г. — как революционные изменения путем слома. Но в целом вектор этих процессов один и тот же.

Россия переживает момент неустойчивого равновесия. На высший эшелон ее государственной власти правящие слои Запада, претендующего на положение метрополии глобализованного мира, действуют соблазнами и шантажом. Власть колеблется и ищет компромисса. Равновесие было бы сдвинуто в сторону национальных интересов, если бы «внизу» возникло понимание исторического вызова и угроз, которые несет стране дальнейшее превращение государства в корпорацию. Возникнув, такое понимание побудило бы и волю к тому, чтобы оказывать давление на власть, «возвращая» ее к принципам национального государства. 

5. Заключение

Мы коротко отметили те главные процессы в мире и в России, которые ведут к Новому мировому порядку, очертания которого начали вырабатываться в 70-е годы Римским клубом, а в дальнейшем Трехсторонней комиссией, Бильдербергским клубом, фабриками мысли типа «Рэнд корпорейшн» и «Институт Санта Фе». Разработанные ими общие принципы были конкретизированы в работе МВФ, Всемирного банка, ВТО.

Первое — это перестройка массового сознания и мировоззрения посредством жесткого воздействия современных средств манипуляции всей духовной сферой человека с применением информационных и социально-культурных технологий. Это — мировая информационно-психологическая война. В ходе ее было достигнуто разрушение культуры солидарности, широкое внедрение культа денег и социал-дарвинистских стереотипов в представления о человеке и обществе. Способность больших масс населения к сопротивлению и самоорганизации была резко снижена.

Второе — мировая экономическая война, в которой применялись средства создания в национальных экономиках и социальной сфере управляемого хаоса. Это парадоксальное понятие предполагает, что в хаос превращалась экономическая жизнь стран и культур, которые становились жертвой этой войны. А сами агрессоры, которые сидели у пульта управления этим экономическим оружием, держали хаос в стане противника под контролем, для них он был целенаправленно созданным особым порядком.

Этот новый вид боевых действий подробно описал один из его разработчиков и экспертов Стивен Манн, который лично участвовал в создании многих очагов управляемого хаоса в разных точках мира (и прежде всего в СССР). Он прямо говорит о необходимости «усиления эксплуатации критичности» и «создании хаоса» как инструментах обеспечения национальных интересов США. В качестве механизмов «создания хаоса» у противника он называет «содействие демократии и рыночным реформам» и «повышение экономических стандартов и ресурсных потребностей, вытесняющих идеологию».

Третье — ослабление или разрушение национальных государств с перехватом их легитимности и компетенции транснациональными корпорациями, транснациональными преступными синдикатами, наднациональными органами и организациями, подконтрольными Западу. Этот процесс должен вести к концентрации контроля над финансовыми, военными и информационными ресурсами у одной цивилизации (Запада) и образованию одной гиперимперии — США. Запад делегирует ей полномочия мирового жандарма, судьи и палача, насилие которого становится легитимным в глобальном масштабе.

Таким образом, на «выходе» этого проекта должно было возникнуть мироустройство по типу «неоантичности». Новый языческий Рим с его центурионами-менеджерами и легионами «экономических убийц» и «психологических диверсантов» следил бы за порядком в огромном глобальном ГУЛАГе, где трудился бы «внешний пролетариат», обеспечивающий средствами жизни и комфорта интернациональную расу неокочевников — господствующего глобального меньшинства, не привязанного ни к какой территории или национальной культуре.

Эта технократическая античеловеческая утопия неосуществима по системным соображениям (о морали мы здесь не говорим). Тем не менее, ее идеологи продолжают свои теоретические изыскания. Все то, о чем мы говорили как об опасной антиутопии, почти буквально излагает Жак Аттали — апологет и разработчик планов именно такой глобализации — в своей новой книге «Краткая история будущего»[17].

Вот как излагает прогноз Аттали проф. Ю. Акимов: «Деньги покончат со всем, что может им помешать, включая государства, которые они мало-помалу разрушают. Став единственным законом в мире, рынок сформирует то, что Аттали называет гиперимперией, необъятной и планетарной, создающей торговые богатства и новое отчуждение, огромные состояния и ужасающую нищету. Природа там будет варварски эксплуатироваться; все будет частным, включая армию, полицию и правосудие».

Человечество, конечно, будет сопротивляться, формирование гиперимперии приведет к тому, что каждый станет врагом/соперником всех. «Будут сражаться за нефть, за воду, за то, чтобы сохранить территорию, за то, чтобы ее покинуть, чтобы установить одну веру, чтобы ниспровергнуть другую, чтобы разрушить Запад, чтобы утвердить его ценности. Военные диктатуры, опирающиеся на армию и полицию, придут к власти. Разразится самая губительная из всех войн — гиперконфликт. Он может привести к уничтожению человечества»[18].

Но вдруг, после этого апокалипсиса, как после Страшного суда, возникнет гипердемократия — царство Божье на земле. Эта часть прогноза звучит как издевательство над здравым смыслом. Пока что на нас вполне реально надвигаются ужасы и кошмары гиперимперии и гиперконфликта. Интенсивная психологическая подготовка ведется ежедневно, с помощью СМИ, в первую очередь телевидения, создается тотальный хаос в сознании. Ежедневно на экранах — леденящие душу истории о серийных убийцах, спившихся родителях и беспризорных детях, педофилах и насильниках, о горящих больницах и домах для престарелых, о лопнувших трубах, затонувших судах и загубленной природе, после которых нам показывают всенародное ликование по поводу «Единой России» и ее роли в обеспечении нашей счастливой стабильной жизни. Полный когнитивный диссонанс!

Глядя на это ликование, невольно вспоминается судьба замерзшего под вьюгой воробушка, случайно спасенного проходившей мимо лошадью. Отогревшись в конском навозе, он решил, что жизнь налаживается и зачирикал. Тут его заметила и сожрала кошка.

Мы пока еще чирикаем, но кошка уже где-то близко.

Задача народов, которые решатся на сопротивление наступающей «цивилизации каннибалов», — вырастить и поддержать новую национальную элиту, которая в этой борьбе встанет на сторону народов — против глобализованной подлости.



[1] Батчиков Сергей Анатольевич — директор Центра проблем управления сложными социально-экономическими структурами Международного института управления, кандидат экономических наук.

[2]  Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ 09-03-00826а/Р. 

[3] Дайзард У. Наступление информационного века //Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986.

[4]  Турен А. От обмена к коммуникации: рождение программированного общества. В кн. Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс. 1986.

[5]  Кантен Ж.-П. Мутация-2000 // Там же.

[6] Эллюль Ж. Другая революция // Там же.

[7] Кинг А., Шнайдер Б. Первая глобальная революция. М.: Прогресс. 1991.

[8]  Рыклин М. Деконструкция и деструкция. Беседы с философами. М.: Логос, 2002.

[9] Джордж Ф. После 1984. Перспективы лучшего мира // Новая технократическая волна на Западе. М.: Прогресс, 1986.

[10] См.: Политический класс. 2006. № 9.

[11] Кургинян С. Е. О России будущего // Завтра. 14.11.2007.

[12] Овчинский В. Территория свободной охоты //Огонек. 2007. № 46.

[13] См.: Перкинс Д. Исповедь экономического убийцы. М.: Претекст, 2007.

[14] Проблемы экологии России / под ред. В. И. Данилова-Данильяна и В. М. Котлякова. М., 1993. С. 312–313.

[15] Фурсов А. И. Россия выбирает между государством-нацией и государством-корпорацией // Завтра. № 41. 10 октября 2007 г.

[16] Кустарев А. Национал-государство, его наследники и наследие [Электронный ресурс] // Русский архипелаг — сетевой проект русского мира. URL: http://www.archipelag.ru/geoeconomics/kapital/evolution/heritage/ (дата обращения: 08.12.2009)

[17] Attali Jacques. Une Breve histoire de l’avenir. Fayard, 2006

[18] Акимов Ю. Краткая история будущего [Электронный ресурс] // Росбалт. URL: http://www.rosbalt.ru/2007/01/29/283631.html (дата обращения: 08.12.2009)

Батчиков Сергей Анатольевич


 
Новости
20.02.2021
В издательстве «Социум» Московского гуманитарного университета вышло в свет четырехтомное издание «Русский интеллектуальный клуб: стенограммы заседаний и другие материалы», подготовленное под научной редакцией ректора МосГУ доктора философских наук, профессора И. М. Ильинского.
10.07.2020
В издательстве МосГУ вышел 10-й юбилейный сборник стенограмм заседаний Русского интеллектуального клуба. Научным редактором сборника выступил президент клуба, ректор Московского гуманитарного университета доктор философских наук, профессор И. М. Ильинский. Ответственным редактором стал доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Вал. А. Луков.
25.10.2017
24 октября 2017 г. в актовом зале Московского гуманитарного университета состоялась торжественная церемония награждения лауреатов Международной Бунинской премии, которая в этом году проводилась в номинации «Поэзия». Приветствие участникам и лауреатам Бунинской премии 2017 года направил министр культуры РФ В. Р. Мединский, в котором он, в частности, отметил, что «за годы своего существования Бунинская премия по праву заслужила авторитет одной из наиболее престижных наград в области русской литературы. Среди её лауреатов значатся имена по-настоящему видных поэтов и прозаиков, наших с вами современников. Отрадно, что в России получают развитие столь важные общественные инициативы, нацеленные на популяризацию чтения, на усиление позиций русского языка».
20.10.2017
17 октября 2017 г. состоялось заседание Жюри Бунинской премии под председательством члена Президиума Союза писателей России, лауреата литературных премий Бориса Николаевича Тарасова. Подведены итоги конкурса, который в 2017 г. проводился в номинации «поэзия». 24 октября в конференц-зале Московского гуманитарного университета состоится торжественная церемония, на которой Председатель Попечительского совета Бунинской премии, член Союза писателей России, ректор университета профессор Игорь Михайлович Ильинский вместе с членами Жюри вручит заслуженные премии новым лауреатам.