Накануне «бури тысячелетия»

 

ПУБЛИЦИСТИКА
Социальный кризис в кубе: такого еще не было
- На наших глазах мир стремительно скользит куда-то не туда. Громкие ликования по поводу гибели <империи зла> в 1991 году стихли, сменившись тревожным напряжением. Кажется, некие демоны безжалостно разрушают привычную реальность. Покончив с СССР, они взялись за США и Западную Европу. Будто бы человечество уподобилось самолету, попавшему в зону сильной турбулентности. Когда воздушный корабль швыряет будто щепку, двигатели надсадно ревут, а крылья угрожающе гнутся, грозя вот-вот сломаться...
Это не видимость и не субъективные страхи. Прежняя <современная цивилизация> погибает на наших глазах. Нас ждет жестокая и опасная эпоха глобального, многослойного кризиса самого рода людского. Мировая смута. Переход между эпохами. Мир - у точки перехода.
А.Ф. Прежде чем говорить о кризисе, в который мы, по-видимому, <въезжаем>, давайте сначала взглянем на кризисы прошлого. Их было много, но мы будем говорить о системных. Типологически их можно свести к трем разновидностям (я сразу предупреждаю, что оставляю в стороне кризисы, характерные для азиатских обществ, такие, как, например, в Китае или те, что описал ибн Хальдун для Ближнего Востока, - это отдельная тема).
Начнем с ближайшего к нам по времени системного кризиса - кризиса <длинного XVI века> (1453-1648 гг.). Его вехи - падение Константинополя и окончание Столетней войны, с одной стороны, и Вестфальский мир и революция в Англии, с другой, отделили позднесредневековую Европу от Европы Старого Порядка (второй половины XVII-XVIII в.), марксист сказал бы - от раннекапиталистической Европы. Одним из результатов этого кризиса - сначала побочным, но, как выяснилось в XIX веке, главным - оказался капитализм, точнее, его генезис.
Где корни этого кризиса? В середине XIV века эпидемия чумы выкосила треть населения Европы - 20 млн из 60. В результате <сделочная позиция> низов - крестьян, батраков, горожан - по отношению к сеньорам улучшилась. В течение нескольких десятилетий сеньоры пытались вернуть прежнее положение вещей. Однако в конечном счете это вызвало ответную мощную реакцию: восстания <белых колпаков> во Франции, чомпи - во Флоренции и Уота Тайлера в Англии. В либеральной и марксистской традициях эти события 1378-1382 годов рассматриваются изолированно, как обычные восстания. На самом деле перед нами европейская народная антифеодальная революция, надломившая хребет феодализму. Для либералов и марксистов существует только два типа социальных революций - буржуазная и пролетарская. На самом деле оба этих <типа> - историографический и идеологический миф. Во-первых, революции капиталистической эпохи были намного более сложным явлением; во-вторых, революции случались и в докапиталистические эпохи.
Восстания были подавлены, однако антифеодальная революция загнала сеньоров в состояние социальной обороны, а позднесредневековое общество стало медленно, но верно развиваться в направлении <кулацкого рая>, где сеньоры были бы просто богатыми среди богатых - и не более.
Единственной стратегией сохранения привилегий верхов перед угрозой снизу было укрепление центральной власти, с которой сеньоры не столько боролись, как нас пытаются убедить в написанных в XVIII - первой половине XX века книжках, сколько поддерживали. Результат - так называемые <новые монархии> второй половины XV века (классика - Людовик XI), намного более жестокие, чем их патриархальные средневековые предшественники.
Возникновение <новых монархий> совпало с открытием Америки и формированием нового мирового (атлантического) разделения труда. В Европу хлынуло американское золото и серебро, появились дополнительные средства для вложений в военное дело и, как следствие, военная революция XVI - начала XVII века. Она резко изменила соотношение сил в пользу верхов. Волна социального наступления низов, нахлынувшая с конца XIV века, с XVI века катится назад (перелом - поражение крестьянской войны в Германии). Начинается длинная волна наступления верхов в рамках Старого порядка, которую повернет вспять 1789 г.; следующее контрнаступление верхов начнется между 1968 и 1991 годами - мы живем в эпоху, эквивалентную Старому порядку.
Кризис <длинного XVI века> был системным и тотальным. Он охватил все сферы - экономику, социальные отношения, власть, религию, культуру, психологию. В Европе бушевали войны и восстания. К середине XVII века ситуация стабилизировалась. Это был совершенно иной мир, чем докризисный двухсотлетней давности. А вот 90% семей, находившихся у власти в Европе в 1453 году, сохранили свои позиции и в 1648 году. Перед нами - системный трансгресс, при котором верхушка прежней системы, трансформируясь, мутируя, создавая (естественно, неосознанно) новую систему, сохраняет свои позиции, устраивая прогресс для себя и регресс для основной массы населения. Кризис позднефеодальной системы интересен в двух отношениях: его исход определялся главным образом внутренними факторами (Османская империя при мощном влиянии на европейские дела была не в силах изменить системный вектор), и верхушка старой системы успешно <транслировала> себя в верхушку новой системы, хотя и пришлось немного потесниться, дав место аутсайдерам. Дальнейшая история Европы - это утеснение старопорядковых верхушек аутсайдерами, буржуазными и антибуржуазными одновременно: 1789, 1848, 1914, 1917, 1933 годы.
Второй кризис, который мы рассмотрим, - кризис поздней античности. Здесь к внутреннему общесистемному кризису уже с III века н.э. добавилась серьезная внешняя проблема - варварская периферия, которая все сильнее давила на Рим, варваризировала и (в том числе психоисторически) ослабляла его; на системное ослабление работало и христианство. Слабеющая, гниющая система была подорвана варварами. Великое переселение народов открыло <темные> (но еще вовсе не средние) века; оно началось гуннами и визиготами, а закончилось арабами и норманнами. Поздняя античность - а многие серьезные историки предпочитают именно так квалифицировать <темные века> - имела варварский лик, как и ранняя (<гомеровское время>). Возникший в IX-X веках на руинах позднеантично-варварской эпохи средневековый мир имел слабую преемственность с предшествующей эпохой, а феодальная система - с рабовладельческой. Это касается и системы производственных отношений, и господствующих групп, и городов. Позднеантичная верхушка погибла или разорилась в варварскую эпоху. Средневековый мир создавали новые люди.
Таким образом, кризис позднеантичного типа характеризуется, во-первых, комбинацией внутренних и внешних факторов (последние наносят смертельный удар); во-вторых, полной религиозно-культурной перекодировкой - варваризация и христианизация, проникновением в систему психоисторических вирусов с севера и востока. Кризис <длинного XVI века> тоже имел мощный религиозный аспект, но то было внутрихристианское дело, никакая новая система не отменила христианство, хотя, конечно же, протестантизм - это в определенной степени варваризация и иудаизация христианства. И еще на один аспект позднеантичного кризиса хочу обратить внимание: античная система демографически вырастила варваров на своей периферии. Получив разрешение селиться на окраинах великой империи, варвары переходили к более развитым формам сельского хозяйства, что позволяло им численно расти и усваивать военные и организационные достижения античной системы. Результат - варварская Большая Охота из разряда таких, о которых старый мудрый Каа говорил, что после нее не останется ни волков, ни рыжих собак, ни удава, ни лягушонка-Маугли, ни даже косточек. Или, как пелось в шлягере нэповских времен, <все сметено могучим ураганом, / и нам с тобой осталось кочевать>.
Однако, пожалуй, самым тяжелым, страшным и продолжительным был кризис верхнего палеолита. Он длился десятки тысяч лет, охватил значительную часть планеты и был хозяйственно-ресурсным, экологическим, демографическим и социальным одновременно. В основе кризиса, как отмечают специалисты, лежало непримиримое противоречие между созданной человеком техникой массовой охоты на крупных животных (мегафауна), сделавшей возможным резкое увеличение численности населения, и ограниченностью природных ресурсов, которые по мере прогресса этого хозяйственно-культурного типа и основанной на нем социальной системы оказались исчерпаны. Результат - борьба за место под солнцем, уменьшение численности населения, социальная и культурная деградация. Причем, как отмечает М.И. Будыко, кризис наступил очень быстро, и у людей не было времени для постепенного перехода к другим источникам добывания пищи. То есть перед нами скоротечный кризис, мигом оборвавший прежнюю, длившуюся сотни тысячелетий и основанную на присваивающем хозяйстве и каменных орудиях <Игру Общества с Природой> (Ст.Лем).
Болезненным выходом из кризиса стала неолитическая революция, которой поспособствовали такие произошедшие между 12 и 9 тысячелетиями до н.э. неординарные факторы, как окончание вюрмского оледенения, смещение полюсов Земли, устранение в Атлантике преграды для Гольфстрима и ряд других.
Итак, третий тип кризиса: быстрая гибель господствующего хозяйственного типа, сопряженная с катастрофическими экологическими и демографическими явлениями и ведущая к социальной деградации. По сравнению с этим кризисом решение проблем кризисов <темных веков> и <длинного XVI века> - <службишка, не служба>; они происходили в рамках некоего установленного качества, не меняя его параметров. Кризис верхнего палеолита создал совершенно новое качество; он отделил палеолит от цивилизации, которая стала средством выхода из кризиса и создала принципиально иную конструкцию, чем палеолит.
На какой из кризисов, о которых шла речь, похож тот, чьи контуры уже различимы? Мой ответ, к сожалению, не самый веселый: грядущий кризис несет в себе характеристики всех трех кризисов, но в одном пакете - <кризис-матрешка>. Или <кризис-домино>, если угодно. Только грядет этот кризис в условиях позднекапиталистической системы, которая охватила весь мир, то есть стала глобальной, в условиях перенаселенной планеты, с огромной нагрузкой на экологию и близящимся дефицитом сырья, воды. Сюда нужно добавить чудовищную социально-экономическую поляризацию современного мира, невиданные запасы оружия массового уничтожения.
Если кризис пойдет по количественной переформулировке закона Мерфи (<все плохое происходит одновременно>), а ситуация характеризуется третьим положением теоремы Гинзберга (<даже выход из игры невозможен>), то кризис XXI века будет намного круче верхнепалеолитического, и если после него что-то возникнет, то это <что-то>, скорее всего, будет отличаться от цивилизации так же, как цивилизация - от палеолита. Разумеется, не надо себя пугать (тем более что пугаться поздно), но кто предупрежден, тот вооружен.

Посеешь ветер -
ЇR?-_им Ўгао
Первые признаки надвигающегося кризиса умным наблюдателям из западного истеблишмента были видны уже на рубеже 1960-1970 годов. Именно реакцией на <знаки на стене> следует объяснять создание структур типа <Римского клуба> (1968 г.) и (в меньшей степени) Трехсторонней комиссии (1973 г.). Эта пятилетка, начало которой <совпало> с мировыми студенческими волнениями, а окончание - с мировым нефтяным кризисом и началом мировой экономической стагнации, стала критической в понимании западным истеблишментом угрозы своим позициям. Естественно, они воспринимали ее как угрозу не себе и даже не капсистеме, а западной цивилизации в целом. <Триумфальное развитие западной цивилизации неуклонно приближается к критическому рубежу>, - писал Аурелио Печчеи, первый президент <Римского клуба>. Названия первого и второго докладов <Римскому клубу> - <Пределы роста> и <Человечество на распутье> - говорят сами за себя.
Действительно, к середине 70-х годов ХХ века окончилось беспрецедентное тридцатилетие в истории капитализма, материальные достижения которого по многим показателям превышают таковые полуторавекового периода 1800-1950 годов. В это тридцатилетие казалось, что кризис (<Тридцатилетняя война> XX века - 1914-1945 гг.) преодолен и мир надолго возвращается в <золотой век> капитализма а-ля 1815-1914 годов. Однако в истории ничто, включая <золотые века>, не возвращается. Славное тридцатилетие оказалось всего лишь короткой вспышкой накануне кризиса - нечто похожее на угасающий блеск галактической империи эпохи Селдона из знаменитого цикла А.Азимова <Академия>, короткой передышкой внутри начавшегося в 1914 г. системного кризиса капитализма, его сладким <бабьим летом>, исчерпавшим себя к середине 70-х годов, - с тех пор кризис развивается по нарастающей.
Однажды отец-основатель мир-системного анализа И.Валлерстайн заметил, что истинной причиной упадка исторических систем является падение духа тех, кто охраняет существующий строй. Сам упадок начинается тогда, когда разворачивается борьба за то, кто возглавит грядущие изменения, развернув их в свою пользу. Сеньоры в XV веке успешно справились с этой задачей. Очевидно, мировой истеблишмент, мировая буржуазия второй половины XX века последуют их примеру. Только если <сеньоры-помидоры> действовали исходя из социальных инстинктов и интуиции, то буржуины, обладая теми же инстинктами (хищник есть хищник), помимо этого имеют в своем распоряжении <фабрики мысли> и используют научные формы рефлексии (которые, впрочем, нередко вступают в противоречие с классовым интересом и сознанием).
Важная веха в осознании <железной пятой> приближения кризиса - 1975 год. Тогда на Западе появился доклад <Кризис демократии>, написанный по заказу <Трехсторонней комиссии> С.Хантингтоном, М.Крозье и Дз.Ватануки. В докладе четко фиксируются угрозы положения правящему слою - прежде всего то, что против него начинают работать демократия и welfare state (государство всеобщего социального обеспечения), оформившиеся в послевоенный период. Под кризисом демократии имелся в виду не кризис демократии вообще, а такое развитие демократии, которое невыгодно верхушке.
В докладе утверждалось, что развитие демократии на Западе ведет к уменьшению власти правительств, что различные группы, пользуясь демократией, начали борьбу за такие права и привилегии, на которые ранее никогда не претендовали, и эти <эксцессы демократии> являются вызовом существующей системе правления. Угроза демократическому правлению в США носит не внешний характер, писали авторы, ее источник - <внутренняя динамика самой демократии в высокообразованном, мобильном обществе, характеризующемся высокой степенью (политического. - А.Ф.) участия>. Вывод: необходимо способствовать невовлеченности (noninvolvement) масс в политику, развитию определенной апатии, умерить демократию, исходя из того, что она лишь способ организации власти, причем вовсе не универсальный: <Во многих случаях необходимость в экспертном знании, превосходстве в положении и ранге (senyority), опыте и особых способностях могут перевешивать притязания демократии как способа конституирования власти>.
Однако ослабление демократии в интересах западной верхушки было нелегкой социальной и политической задачей. Кто был становым хребтом западной демократии, которую надо было умерить? Средний класс - главный бенефициант <славного тридцатилетия>. Перераспределение общественного продукта с помощью налоговой системы welfare state привело к тому, что значительная часть среднего и часть рабочего класса, не имея буржуазных источников дохода, смогли вести буржуазный образ жизни, эдакая <социалистическая буржуазия>. Неслучайно послевоенный триумф средних классов в ядре капсистемы совпал с триумфом государства всеобщего собеса.
Разумеется, буржуазия включила перераспределительный механизм не по доброте душевной. Welfare state - это явное отклонение от логики развития и природы капитализма, которое лишь в малой степени может быть объяснено заботой о создании спроса и потребителей массовой продукции. Главное в другом - в наличии системного антикапитализма (исторического коммунизма) в виде СССР. В ходе холодной войны, глобального противостояния СССР, в схватке двух глобальных проектов буржуины в страхе перед <тайным ходом>, <по которому как у вас кликнут, так у нас откликаются> (читай сказку о Мальчише-Кибальчише), вынуждены были откупаться от средних и рабочих классов, замирять их (налоги на капитал, высокие зарплаты, пенсии, пособия и т.п.). Таким образом, само существование СССР, антикапиталистической системы заставляло капсистему в самом ее ядре нарушать классовую, капиталистическую логику, рядиться в квазисоциалистические одежды. Мало того, что экономическое и социальное положение среднего и части рабочего класса упрочилось, эти группы и политически усилили свое положение в западной системе, напугав ее хозяев до <кризиса демократии>.
- Почему? Что конкретно угрожало их власти и привилегиям?
А.Ф. Мощные левые партии. В одних странах - социалистические, в других - коммунистические. Мощные профсоюзы. Все эти силы оказывали давление на буржуазию и истеблишмент, требуя дальнейших уступок. На рубеже 60-70-х годов прошлого века буржуазия ядра капсистемы оказалась в положении, аналогичном тому, в которое попали западноевропейские сеньоры на рубеже XIV-XV веков: сохранение тенденций развития вело и тех и других к постепенной утрате привилегий - в одном случае в <кулацко-бюргерском раю>, в другом - в политико-экономическом раю <социалистической буржуазии>.
Чтобы разрешить <кризис демократии> в интересах <железной пяты> и повернуть вспять тенденцию осереднячивания западного общества, нужно было решить несколько проблем. Политически и экономически ослабить демократические институты было невозможно без частичного демонтажа welfare state. А как его демонтируешь, если в мире есть СССР, который объективно выступал гарантом сытой и обеспеченной жизни западного <мидла>. Отсюда - с начала 80-х годов курс на обострение и ужесточение холодной войны с СССР и одновременно социальное наступление на средний и рабочий классы ядра. Впрочем, в 80-е годы это наступление все же тормозилось фактом существования соцсистемы и возможностью грабить третий мир, прежде всего средние классы его наиболее развитых стран. Так, в 80-е годы с помощью <структурных реформ> МВФ был, по сути, уничтожен средний класс Латинской Америки; в это же время сильный удар получили средние классы Нигерии, Заира, Танзании, а состояние этих классов, естественно, перекачивалось на Запад. Можно сказать, судьба латиноамериканских средних классов - это <воспоминание о будущем> среднего класса ядра капсистемы.
- Таким образом, кризис изначально был вполне рукотворным? То есть капиталистическая элита сознательно ввергла мир в перемены, так же как когда-то - феодальная аристократия в ХV-ХVI веках?
А.Ф. Да, в значительной степени так, только на новом техническом уровне и с использованием науки, прежде всего обществоведческой.
С падением Союза в жизни среднего класса Запада наступает черная полоса. А вот средние классы бывшей социалистической системы уже стерли ластиком истории: в 1989 году в Восточной Европе (включая европейскую часть СССР) за чертой бедности жило 14 млн человек, а в 1996-м году - спасибо Горбачеву и Ельцину - уже 169 млн! Изъятые средства либо прямо ушли на Запад, либо со временем были размещены в западных банках - фантастическая геоэкономическая операция, глобальная экспроприация. Теперь наступает очередь <мидлов> на Западе. Недаром там уже появилась социологическая теория <20:80>. Согласно ей, в современном западном обществе меняется социальная структура: 20% - богатые, 80% - бедные, и никакого среднего класса - он размывается, тает вместе с нацией-государством, частной формой которого является welfare state.
Дело в том, что в условиях глобализации нация-государство слабеет, будучи не в состоянии противодействовать хозяевам глобальной финансовой системы. Уже на заре глобализации, в начале 90-х, объем чисто спекулятивных межвалютных финансовых трансакций достиг 1 трлн 300 млрд долларов в день - в 5 раз больше, чем объем мировых торговых обменов, и почти столько же, сколько составляли на тот момент резервы всех национальных банков мира (1 трлн 500 млн). Какое государство сможет выдержать пресс давления глобального финансового Франкенштейна? Государство утрачивает многие социальные и политические характеристики, превращаясь в административно-рыночную структуру. Глобализация оказалась мощным социально-экономическим оружием верхов мировой системы против середины и низов: она экономически подрывает те самые демократические политические (а следовательно, и перераспределительные) институты, которые были гарантией положения среднего класса. У среднего и рабочего классов экономически выбивается щит, который защищал их от <железной пяты>.
При этом очень важно, что хозяева глобального мира - французский исследователь Дени Дюкло называет их <гипербуржуазией> и <космократией> - оперируют на глобальном уровне, а средний и рабочий классы - на национальном, государственном, что ставит их в неравное положение. Так же как в XVI веке, новое международное разделение труда и серебро Америки переместило часть сеньоров и купцов на мировой уровень, а крестьяне остались на локальном и попали в социальный и исторический офсайд. Гипербуржуазия существует безнаказанно, пожирая в условиях глобализации капитал низших групп буржуазии и доходы среднего класса. С 80-х годов развернулось наступление верхов на середину и низы, завершив двухсотлетний цикл наступления работяг и <середняков>. Показательно, что XX век начинался книгой Ортеги-и-Гасета <Восстание масс> (1929 г.), а закончился книгой К.Лэша <Восстание элит> (1996 г.). В этом плане то, что происходило в России в 1905-1917 годах и с 1987 года, хорошо вписывается в общемировые тенденции. Так, горбачевщина и особенно ельцинщина - это наши аналоги тэтчеризма и рейганомики. Я уже не говорю о том, как глобализация усиливает в ядре сделочную позицию буржуазии по отношению к рабочему классу - теперь целые отрасли можно перебрасывать в Южную Корею, Китай, Таиланд. По сути, рабочий класс в ядре капсистемы и массовый средний класс не нужны.

Демоны вырвались
Ё Їа_ЁбЇR¤-_c
- Итак, глобальный кризис наших дней начинался так же, как региональный кризис позднего средневековья, как управляемый процесс в интересах старой правящей элиты. Однако глобальный кризис явно вышел за отведенные ему рамки и стал неуправляемым...
А.Ф. Да, как в Библии: <стуците и отверзнется>. <Постуцали> - и получили, не продумав до конца такой фактор, как масштабы современного мира. Кризис позднего феодализма оказался управляемым, потому что в главном не вышел за европейские рамки. Кризис позднего капитализма - иной. Капитализм - мировая система, каждый раз преодолевавшая свои структурные кризисы за счет внешней экспансии - путем выноса проблем вовне и превращения европейской мир-системы сначала в мировую (<длинные 1850-е> - я имею в виду отрезок между 1848 и 1867 годами - аккурат между <Манифестом коммунистической партии> и <Капиталом>), а в конце XX века - в глобальную. Капитализм не возможен без периферии (низкооплачиваемая рабочая сила, сырье, рынки сбыта), население которой стремительно растет. Капитализм на своей периферии <выращивает> <внешний пролетариат> и полупролетариат, так же как античность <выращивала> варваров, свой <внешний пролетариат>, если пользоваться терминологией А.Тойнби.
<Демографический взрыв> XX века - это результат экспансии капитала. Однако сегодня включить разросшееся население в производственные процессы капитал не может. Результат - огромное количество лишних людей. А поскольку деревня Юга сама себя прокормить не в состоянии, являя аграрное посткрестьянское общество, быстро растущее население сбивается в города - прежде всего самого Юга и мигрирует в города Севера (города поглотили две трети <продукции глобального демографического взрыва> после 1950 г.). В результате помимо сегмента-аналога позднефеодального кризиса в нынешнем глобальном кризисе появляется и сегмент-аналог позднеантичного, так сказать, <вторая матрешка>.
Согласно ооновскому докладу 2003 года <Вызов трущоб>, из 6 млрд нынешнего населения планеты 1 млрд - это так называемые slum people, то есть трущобные люди - те, кто живет в убогих лачугах, землянках, пустых ящиках и т.п. Как заметил М.Дэвис, 1 млрд - это мировое население той поры, когда Энгельс изучал положение рабочего класса в Манчестере. <Трущобный миллиард> - это треть мирового городского населения и почти 80% городского населения наименее развитых стран; трущобные люди ничего не производят и почти ничего не потребляют. <Slumland> раскинулся от предгорий Анд и берегов Амазонки до предгорий Гималаев и устья Меконга. Крупнейшая на планете конурбация бедности - побережный пояс Западной Африки на территории пяти стран - от Кот- д'Ивуара до Нигерии. Это люди, вообще исключенные из жизни, так сказать, помноженные на ноль. Кстати, глобализация - это и есть прежде всего исключение всего лишнего, <нерентабельного> населения из <точек роста>. Глобализация социально - это не единая планета, это две сотни связанных только между собой точек, сеть, наброшенная на остальной мир, в которой он беспомощно барахтается, ожидая последнего удара.
К 2020 году численность трущобников составит 2 млрд при прогнозируемых 8 млрд населения планеты. Экологически (да и психологически) трущобы не выдержат такой пресс, и мировые <лишние люди> рванут за пределы трущоб, <заливая> города, причем не только на Юге, но и на Севере. По прогнозам демографов, к 2025 году от 30 до 50% населения крупнейших городов Севера будут выходцами с Юга. Чтобы увидеть это будущее, достаточно взглянуть на Нью-Йорк, Лос-Анджелес с трущобами в центре (!) города, Париж и, конечно же, Марсель, арабская половина которого, по сути, не управляется французскими властями. Афро-арабский и турецкий сегменты в Европе живут своей жизнью. Они не принимают общество, в которое мигрировали, не принимают его ценности. Причем не принимают активно. Так, по арабским и турецким каналам кабельного телевидения в Европе на ура идут антиамериканские и антиизраильские фильмы. Это свидетельствует только об одном - зреют <гроздья гнева> в старой и относительно тихой Европе. А ведь кроме выходцев с Юга в Европе теперь есть - спасибо США - мощный албанский сегмент, мусульманский и криминальный одновременно.
Половина <трущобных людей> - лица моложе 20 лет. А согласно теории (точнее, эмпирической регулярности) Голдстоуна, проверенной на немецкой Реформации XVI века, Великой французской революции XVIII века и русской революции XX века, как только доля молодежи (15-25 лет) в популяции превышает 20%, происходит революция. Когда молодежи слишком много, общество не успевает социализировать и интегрировать ее. А ведь помимо slum people, которые живут ниже <социального плинтуса>, есть и те, кто живет чуть лучше - не на один доллар в день, а на два.
Когда-то Мао Цзэдун выдвинул доктрину: <мировая деревня окружает мировой город>, в котором сконцентрированы эксплуататоры. Сегодня, напротив, в мегаполисах и мегасити сконцентрированы эксплуатируемые и те, кого даже не берут в эксплуатацию, - <избыточное человечество>. А верхушка, будь то Лондон, Нью-Дели или Сан-Паулу, переезжает в укрепленные загородные виллы, как это делала римская знать в конце империи, бросая Рим, форум которого зарос травой, где гужевались свиньи. Тут невольно задумаешься: а не пророк ли французский художник Юбер Робер (конец XVIII века) с его картиной <Развалины Большой галереи Лувра>?
Переезд сытых пожилых изнеженных римлян в охраняемые виллы не помог - варварская волна и восставшие собственные варваризированные низы смели их. Ныне, похоже, мы находимся на пороге (а отчасти уже в начале) нового Великого переселения народов. И как бы североамериканцы и европейцы ни пытались регулировать процесс миграции, у них ничего не получится - нужда и беда выталкивают афро-азиатские и латиноамериканские массы в мир сытых и глупых белых людей. К тому же без притока бедноты с Юга экономика ядра, прежде всего третичный сектор, не смогут функционировать - европейцы и американцы обленились и никогда не станут выполнять ту работу, за которую уцепятся выходцы с Юга. В результате на самом Севере мы имеем противостояние: богатые, белые, христиане, пожилые против бедных, небелых, в основном мусульман, молодых. Четыре противоречия в одном - это социальный динамит. Недавние расовые бунты во Франции - это так, цветочки, <проба пера>.
- Что же получается? Западная финансовая аристократия уподобилась советской партийной номенклатуре? Та ведь тоже хотела возглавить перемены, дабы сохранить власть и привилегии, начала перестройку - и потеряла управление над неконтролируемо разросшимся кризисом. Ни дать ни взять - социальная версия Чернобыля. Финансовая элита Запада тоже пустила реактор истории вразнос. Страны уже бывшего <золотого миллиарда> опасно раскалываются изнутри, идет обнищание среднего класса, вспыхивают социальные конфликты - и тут же на это накладывается демографический натиск <неоварваров>, грозящий самому существованию Запада.
А.Ф. Это так. Выигрывая в краткосрочном и отчасти среднесрочном плане от ослабления и устранения среднего класса, финансовые олигархии в долгосрочном плане закладывают динамит под самих себя. Кстати, похожая ситуация складывается в РФ, где поощрение миграции объективно усложняет жизнь среднего класса и закладывает социальный динамит. За все придется платить.
Серьезные люди в той же Европе давно бьют тревогу. Так, в 1991 году в Париже вышла книга Ж.-К. Рюфэна <Империя и новые варвары: разрыв Север-Юг>. Автор попытался наметить стратегии империи в противостоянии неоварварам и ничего лучше, кроме марк-аврелиевского <limes>'а не нашел. Лимес, как мы знаем, не спас Рим. Всего лишь через несколько десятилетий после смерти Марка Аврелия разразился кризис III века, после которого Рим перестал быть самим собой.
- Пожалуй, можно добавить и другие факторы. Спровоцировав кризис, финансовый истеблишмент словно открыл врата ада. Наружу вырвались многие демоны. Скажем, кризис старой индустриальной модели развития. Мир становится на пороге болезненного перехода на технологии следующей эпохи, которые приведут к закрытию целых отраслей нынешней промышленности за их ненадобностью, к потере работы и места в жизни миллионами обитателей развитых стран. Многие мыслители говорят об опасной точке <технологической сингулярности>, указывая на развитие нанотехнологий, биотеха, генной инженерии. Сегодня в США и Европе лишними оказываются не только рабочие, но и <белые воротнички> - менеджеры среднего звена, рядовые финансисты. При том что глобализация дробит некогда богатые страны на какую-то мозаику: в них теперь есть острова процветающих <глобалов>, остатки умирающего индустриализма и зоны дикой нищеты, третий мир в недрах первого.
Приплюсуем сюда грядущий кризис мировой валютно-финансовой системы, грозящий глобальной депрессией почище 1929 года. Кризис энергетический: потребление электричества и тепла растет быстрее, чем мощности по их производству. Кризис управленческий: прежние структуры власти, институты парламентаризма и демократии, унаследованные от индустриальной эпохи, слишком медлительны и неадекватны в современном мире бешеных перемен и нарастающей сложности. Наконец, падение качества образования и оглупление граждан некогда развитых стран приводит к тому, что белые теряют научно-техническое лидерство, не могут грамотно эксплуатировать сложные технические системы. Отсюда - болезненная смена лидеров развития и нарастающий вал техногенных катастроф...
А.Ф. Кризис образования - важная составляющая любого общего кризиса, это было характерно для кризиса и поздней античности, и позднего феодализма. Но сейчас масштабы фантастичны, поскольку капитализм строился как цивилизация науки и образования, а чем выше забираешься, тем больнее падать. То, что сегодня происходит с наукой и особенно с образованием, как в мире в целом, так и у нас, - это катастрофа. Неадекватность систем образования и науки современному миру, обращенность во вчерашний день, деинтеллектуализация образования, а следовательно, социальной жизни в целом - все это создает общество, в котором как верхи, так и низы не способны не только справиться с проблемами эпохи, но даже увидеть их. Да, оболваниваемым населением легче управлять, но по закону обратной связи это возвращается бумерангом к верхушке и их детям. Посмотрите на большинство современных политических лидеров в мире и сравните их даже не с началом XX века, а хотя бы с серединой. Можно сказать, что сегодня в глобальном масштабе мы имеем неадекватность человеческого материала текущему моменту истории. Решения с глобальными последствиями принимают люди провинциального, а то и просто местечкового уровня. И это еще один показатель кризиса - рыба гниет с головы. Ацефалы с кризисом не справятся. Более того, стремясь избежать его, еще более приблизят, как это сделали, например, Николай II и Горбачев.
- Получается какой-то кошмарный коктейль: многомерный кризис, причем один кризис вложен в другой, и они вместе - в третий!
А.Ф. Вы удачно упомянули третий кризис, потому что если позднефеодальный аналог-сегмент нынешнего кризиса влечет за собой позднеантичный и вложен в него как в бульшую матрешку, сам позднеантичный вложен в сегмент-аналог верхнепалеолитического, и вот это уже совсем невесело: даже если бы теоретически удалось решить проблемы первого сегмента и второго, мы все равно наталкиваемся на третий. Как говорил толкиновский Гэндальф, повторяя слова одного из героев <Макбета>, <If we fail, we fall, if we succeed we will face another task> (<Если мы проиграем, мы погибли; если добьемся успеха, то придется решать следующую задачу>). Но это в теории. В реальности каждый из <матрешечных> кризисов возможно решить только на следующем уровне, а следовательно - только в целом. И эта целостность упирается в реальность под названием <капитализм>.
В отличие от региональных систем античности и феодализма, капитализм - мировая система, а потому его кризис автоматически является кризисом планеты в целом, причем не только социосферы, но и биосферы. Капитализм, продемонстрировав фантастические материальные и научные достижения, подвел человечество, Homo sapiens к краю исторической, биологической, природной пропасти. У А.Конан Дойла есть роман <Когда земля вскрикнула>. Земля конца XX - начала XXI века не просто вскрикнула, она орет что есть сил, пытаясь привлечь внимание людей к опасной ограниченности созданной ими индустриальной цивилизации и возможному окончательному решению человеческого вопроса путем освобождения биосферы от надоедливого и алчного Homo, который, особенно в капсистеме, перестает быть sapiens, путем возврата к дочеловеческой биосфере. Исчерпание ресурсной базы, проблемы экологии (если добыча ископаемых продолжится темпами, характерными для ХХ века, то, как считают специалисты, за ближайший век из недр будет изъято все, что планета накопила за четыре миллиарда лет!), демографии, продовольствия, воды - все это напоминает кризис верхнего палеолита, но только многократно усиленный, усложненный и опасный, способный не только сократить население планеты на 50-80%, но и обнулить его.
В любом случае, удастся ли человечеству преодолеть кризис с относительно минимальными потерями или это будет повторение верхнепалеолитического кризиса по полной программе, жизнь после кризиса (<полдень XXII века>, но не по ранним Стругацким) будет принципиально, практически по всем параметрам отличаться от посленеолитической истории, от цивилизации. Это будет другой мир, другая история. Может быть, другая цивилизация. А может быть, неопалеолит или нечто третье. В любом случае - к сожалению, мало кто это понимает - мир доживает последние докризисные десятилетия, по поводу которых лет через 50 люди будут печалиться так же, как, например, И.А. Бунин в 1920 году печалился о предреволюционной России при всем ее несовершенстве или как мы вспоминаем вполне позитивно брежневские времена, а русские люди эпохи Смуты начала XVII века - времена Ивана Грозного (весьма крутые) и его сына Федора.
Русские приспособлены к выживанию в условиях кризисов и смут. Это так. Механика русских смут может кое-что прояснить в нынешней глобальной смуте. В свое время В.О. Ключевский и С.Ф. Платонов предложили свои концепции русской смуты конца XVI - начала XVII века, которые работают не только на материале той смуты, но и, во-первых, всех русских смут (1870-х - 1929 гг. и нынешней, стартовавшей в 1987 г.) и, во-вторых, макроисторических кризисов - позднеантичного, позднефеодального, глобального позднекапиталистического.
Ключевский и Платонов выделили в истории Смуты три фазы: первая - боярская у Ключевского, <династическая> у Платонова; вторая - у обоих <дворянская>; третья - соответственно, <общесоциальная> и <национально-религиозная>. Наши историки точно зафиксировали, что смуты начинаются с борьбы вверху, а затем как бы спускаются вниз, охватывая сначала низы господствующих групп и средние слои, а затем общество в целом. То, что Ключевский назвал общесоциальной фазой, по форме, как правило, выступает в качестве национально-религиозной, то есть переходит на уровень борьбы за национальную и/или религиозную идентичность, хотя содержание носит вполне социальный характер (пример - <протестантская> революция в Европе в XVI веке, современный исламский фундаментализм).
Схема Ключевского-Платонова неплохо объясняет механику нынешнего кризиса. Глобальную смуту начинает <мировое боярство> в борьбе за свои <династические привилегии>. Затем смутокризис охватывает средние слои, причем главным образом на полупериферии и периферии, которые эксплуатирует <железная пята>. Этот процесс усиливает эксплуатацию и депривацию низов, перед которыми во всей остроте встает проблема социального падения, утраты идентичности и - часто - физического выживания.
В 70-е годы ХХ века мы начали <въезжать> - при всей условности и поверхности аналогий - в аналог кризиса <длинного XVI века> (борьба верхушки со средним и рабочим классами), который довольно быстро стал перетекать в аналог позднеантичного кризиса (порой даже кажется, что оба аналога развивались синхронно). И вот мы приближаемся к самой страшной фазе - национально-религиозной (то есть общесоциальной, мировой), которая, помимо прочего, совпадает с аналогом верхнепалеолитического кризиса. Причем выход из каждого отдельного кризиса не выводит из него, а является входом в следующий. Это вовсе не <черновидение> (Ст.Лем), а реальность, в которой уже живет огромная часть мира. Достаточно указать на конфликты в Судане, войну между хуту и тутси в Руанде, которая унесла около миллиона жизней. И не надо успокаивать себя тем, что это далеко, есть и поближе: Афганистан, Чечня, Косово; к тому же, как правило, кризисы начинаются на периферии, откуда пришли христианство и ислам. Нас от жестокого кризиса избавляет пока то, что мы до сих пор проедаем остатки советской системы и обладаем ядерным оружием - тоже, кстати, советское наследие, которое до сих пор гарантирует нам непревращение в сербов, пуштунов и иракцев.
- Кстати, <трущобный народ> идеально приспособлен для выживания в условиях кризиса и тотального разрушения старой цивилизации. Обратите внимание на романы-катастрофы Саймона Кларка. В них современное общество рушится из-за климатических или геологических катаклизмов, воцаряются одичание и хаос - и в таких условиях господство захватывают выходцы со <дна>: бродяги-бомжи, трущобники - жестокие, сплоченные, жаждущие отомстить тем, кто их еще вчера презирал и отвергал. И на руинах мегаполисов воцаряется ад...
А.Ф. Или <Мир черного солнца> - так называется одна из многих версий игры <Dungeons and dragons>, посвященная миру после глобальной катастрофы. Что касается трущобного люда, то у него, в отличие от сытых и сильных мира сего, ни во что не верящих циников - поклонников <двух Б> (бабло и бабы), есть мощное идейное оружие. <Слам-пипл> в Африке и Азии исповедует ислам, в Латинской Америке - пятидесятничество, которое почти превратилось в отдельную от христианства новую религию с сильнейшим протестным потенциалом. Но я знаю еще одну группу, только не социальную, а этническую, которая идеально приспособлена для выживания в условиях жестокого кризиса. Это мы, русские. Хотя, боюсь, за вторую половину ХХ века это качество во многом утрачено.
Новые отверженные,
Ё<Ё пришла беда -
RвЄалў c ўRаRв
- А можно ли спрогнозировать, по кому в первую очередь врежет глобальный кризис кризисов?
А.Ф. Прежде всего - по среднему классу Запада. Затем освободившуюся нишу источника изъятия доходов займут верхушки полупериферийных и периферийных стран: либо те, что слабы, либо те <богатенькие буратино>, которых когда-то западные лисы алисы и коты базилио убедили хранить их <пять золотых> (миллиардов) на Поле Чудес в Стране Дураков. У <буратин> в такой ситуации два выхода: подчиниться <железной пяте> и компенсировать утрату усилением эксплуатации своего населения либо во главе своего народа начать борьбу - по Высоцкому:
Разберись, кто ты - трус
Иль избранник судьбы,
И попробуй на вкус
Настоящей борьбы.
Но для этого нужны воля, мужество и нравственность.
Еще один кандидат на небытие - это институт государства. В ходе кризиса произойдет окончательная приватизация власти-населения, хотя в качестве скорлупы (модель - <оса-наездник>) формы государственности сохранятся. Приватизация как социально-экономический курс и упадок государства тесно связаны с еще одним аспектом кризиса - криминализацией глобальной экономики, а точнее - принципиальным стиранием граней между легальным (<белым>) и криминальным (<черным>) секторами. В результате возникает некое серое пятно, охватывающее почти всю планету.
Грубо говоря, глобальная экономика стоит <на пяти китах> (или слонах - как угодно): торговля нефтью; оружейный бизнес; наркобизнес; торговля драгметаллами и золотом; проституция и порнобизнес. Два <кита> носят практически полностью криминальный характер, три других - в огромной степени криминализованы. Современная глобальная экономика - в огромной степени криминальная экономика, и это показатель кризиса. В периоды кризисов экономика криминализуется. А за этим следует криминализация и других сфер - социальной (сверху донизу, включая правящие элиты), политической. Таким образом, приватизация и криминализация - две стороны одной <кризисной> медали. Разумеется, не всякая приватизация криминальна, однако я имею в виду конкретный исторический процесс, стартовавший в конце XX века под знаменем либерализма, который к настоящему либерализму имеет такое же отношение, как Гручо Маркс (комик) или Эрих Маркс (один из разработчиков плана <Барбаросса>) к Карлу Марксу.
Кстати, приватизированные власть, системы жизнеобеспечения, снабжения и т.п. в мегаполисах в случае кризиса - например, кризиса доллара, мировой валютно-финансовой системы - рухнут сразу. Аналогичным образом обстоит дело с технической и медицинской инфраструктурами - и чем они сложнее, тем быстрее будут рушиться. А уж в приватизированном виде и подавно. Сравните советскую электроэнергетику и чубайсовскую.
- Тем более что опыт показывает: в период общественных потрясений происходят природные катастрофы, эпидемии.
А.Ф. Да, <черная смерть> - эпидемия чумы - предшествовала кризису <длинного XVI века>; посреди великого переселения народов - в VI веке - бушевала еще одна эпидемия чумы, ослабившая Византию и косвенным образом способствовавшая мусульманским завоеваниям. Примеры из XX века - <испанка>, унесшая больше жизней, чем мировая война 1914-1918 годов, и СПИД, стартовавший вместе с глобализацией - причем в буквальном смысле: слово <глобализация> появилось в том же году, когда <зафиксировали> вирус СПИДа - в 1983-м.
Вообще, прогнозировать надвигающийся кризис и формирование послекапиталистической системы без учета природно-климатических факторов и потрясений нельзя. Естественно, я имею в виду не форс-мажорные и плохо предсказуемые явления типа удара из космоса астероидом или кометой, а вполне циклические и хорошо известные геологам и палеоклиматологам явления, сроки которых к тому же вот-вот должны наступить.
Во-первых, это окончание трех-четырехвекового периода относительного геологического спокойствия планеты. По мнению специалистов, с середины XXI века начнется новый цикл геологической активности: вулканизм, землетрясения, природные катастрофы. Вулканизм, как правило, становится <спусковым крючком> похолоданий и биотических кризисов. Пик геоактивности придется на XXII век, и мы получаем неукротимую планету похлеще гаррисоновской.
Во-вторых, раз в 12-15 тысяч лет смещаются полюса и наклон земной оси, что обычно приводит к серьезным природным потрясениям. Последний раз это произошло именно около 15 тысяч лет назад.
В-третьих, геологическая история времени существования человеческого рода <сконструирована> так, что из каждого стотысячелетия 85-90 тысяч лет приходится на ледниковый период, а 10-15 тысяч лет - на потепление. Наша постнеолитическая цивилизация полностью связана с мировой оттепелью, она ее продукт. Но период оттепели заканчивается, прогнозируется новый ледниковый период - и не малый, а великий. Разумеется, человечество ныне не то, что 10-15 тысяч лет назад, у него несопоставимо более высокий информационно-энергетический потенциал, но у этого потенциала есть и разрушительная составляющая, что создает опасности, на порядок более серьезные, чем 10-15 тысяч лет назад. Разумеется, глобальное похолодание может стать мощным стимулом дальнейшего развития человека. А может - и терминатором. В любом случае наложение, волновой резонанс трех геоклиматических потрясений на тройной социальный кризис может стать сверхиспытанием. Собственно, <командорские шаги> надвигающегося кризиса уже слышны - по скорости вымирания животных и растений в ХХ веке мы уже вступили в эпоху глобальной катастрофы - но кто будет слушать биологов.
Для России ситуация осложняется тем, что по прогнозам в случае геоклиматических изменений и катастроф ее территория окажется мало затронутой их последствиями (в отличие от Западной Европы, Северной Америки, Африки). Если учесть, что при 2% мирового населения мы контролируем пусть не одну шестую, но одну седьмую или одну восьмую часть суши - необъятные пространства и умопомрачительные ресурсы, включая пресную воду, - то слабая Россия оказывается мишенью, фактором, раздражающим ближних и дальних соседей. Причем если в XIX веке это были соседи главным образом с Запада, то сегодня это соседи со всех сторон света, кроме Севера.
Уже в конце XIX века Запад фактически прислал России <черную метку> - <Акт берлинской конференции> 1884 года зафиксировал принцип <эффективной оккупации>: если страна не может как следует добывать сырье на своей территории, то она обязана допускать к эксплуатации более эффективные и развитые страны. Формально это говорилось об афро-азиатских странах, но в виду имелась и Россия, все больше попадавшая в зависимость от западных банков. На рубеже ХХ-XXI веков ситуация типологически повторяется под знаменем глобализации и ее волколаков - ТНК.
В надвигающемся кризисе наша задача не позволить разорвать страну. Например, не позволить, чтобы сюда хлынули все полчища <трущобного люда>. Да, они угнетенные и обездоленные. Но если они придут к нам, то станут обычными грабителями. И если мы будем слабыми, у нас отберут пространство и ресурсы: слабых бьют. Я, например, не могу представить себе Россию без того, что за Уралом, это будет не Россия, а выморочная Московия. Я глубоко убежден, что Россия может сохраниться, только занимая свое естественноисторическое пространство. Нам не нужно лишнего (лишним оказались Польша, Прибалтика, Финляндия, Западная Украина, возможно, меньшая часть Средней Азии), но и своего нельзя отдавать ни пяди.
Возвращаясь к приватизированному миру, отмечу, что он - идеальная жертва для кризиса, тем более сочетающего социальные и природные характеристики. Если нужно <подготовить> мир для кризисного уничтожения, все в нем или бульшую часть нужно приватизировать. Можно сказать, что приватизация, развернувшаяся в мире с 80-х годов ХХ века и облегчающая социальный коллапс, - интегральная часть кризиса, причем ее негативные последствия <матрешечного> характера явно не просчитаны до конца теми, кто запускал спусковой механизм. Они решали свои кратко- и среднесрочные проблемы. И решили их. Но, как написал по другому поводу поэт Н.Коржавин,
Их бедой была победа,
За ней явилась пустота.
Само решение среднесрочных проблем части (верхушки) усугубило долгосрочные проблемы целого, а следовательно, и самой мировой верхушки, все менее способной к геостратегическому мышлению. Мелкий лавочник может думать только о лавочке и гешефте, стратегия же предполагает, во-первых, умение слышать Музыку Сфер, Музыку Истории, во-вторых, трагическое мироощущение - необходимое условие самостояния большого государственного деятеля. Но откуда взять таких деятелей, если
Век шествует путем своим железным,
В сердцах корысть, и общая мечта
Час от часу насущным и полезным
Отчетливей, бесстыдней занята.
(Е.Боратынский)
Короче, если закончилось время фраеров и наступило время эрок. Я уже не говорю о том разлагающем ткань общества влиянии, о самоубийственном для западной цивилизации и белых эффекте, которые оказывают различные меньшинства. Это просто социальные вирусы.
Еще один кандидат на постепенный <выкинштейн> - белая раса (причем по обе стороны Атлантики), которая в силу старения, сытости, утраты воли к жизни и т.п. едва ли сможет сопротивляться молодым и голодным волкам с Юга. Все эти черты проявились в Европе уже на рубеже XIX-XX веков, а две мировые черты многократно их усилили, понизив потенциал психоисторической воли белых народов, о чем много писали в Германии в 20-30-е годы ХХ века. Впрочем, бывают случаи, когда, реагируя на те или иные условия, популяция мутирует и в ней появляется жизнеспособная рецессивная мутация, правда, чаще всего она весьма брутальна.

На пути выхода из кризиса: друзья и враги
- Накатывающийся на человечество кризис настолько тяжел и опасен, что все нынешние распри между левыми и правыми политиками, между коммунистами и либералами, монархистами и демократами кажутся пустой тратой времени. Не пора ли объединяться, чтобы сообща противостоять перспективе гибели 80% землян?
А.Ф. Прежде чем отвечать на этот вопрос, вспомним, когда и в связи с чем появились левые и правые, консерваторы, либералы и марксисты. Левые и правые появились в эпоху Великой французской революции. Что касается идеологий, то они оформились уже после французской революции. Одним из главных результатов последней был психоисторический - социально и политически активная часть общества поняла: изменение есть нормальный, неизбежный и необратимый факт общественной жизни, нравится кому-либо это или нет. Не случайно в 1811 году появляется термодинамика - первая постклассическая наука; в ней, в отличие от ньютоновской физики, время необратимо (Стрела Времени). В дальнейшем социальные проекты и средства их достижения конструировались с учетом отношения к факту изменения. Те, кому изменения не нравились и кто пытался их затормозить, законсервировать, - консерваторы; те, кто приветствовал постепенные, эволюционные изменения, - либералы; те, кто выступал за качественные изменения, - марксисты. Так возникли три великие идеологии Модерна. Разумеется, это упрощенная картина, но она отражает главное.
Между либералами и марксистами существовало важное сходство - они положительно воспринимали сам факт изменения, разрушения традиционных структур и формирования современных, трактуя его как прогресс. Он был общим знаменателем как для либералов, так и для марксистов.
XIX век прошел под знаменем прогресса, хотя к концу его возникла вполне ощутимая тревога - достаточно сравнить написанные на рубеже 60-70-х годов XIX века четыре самых известных романа Жюля Верна и написанные в 90-е четыре самых известных романа Герберта Уэллса. В предвоенный и военный периоды антипрогрессистские настроения усилились, хотя и не стали доминирующими, ну а <славное тридцатилетие> (1945-1975 гг.) - триумфом прогрессистских идеологий и теорий; казалось, еще чуть-чуть - и весь мир войдет в царство прогресса: бедные страны существенно сократят отрыв от богатых, в самих богатых странах с бедностью будет покончено навсегда, научно-технический прогресс обеспечит бесконечный рост и социальный прогресс. Однако 80-е годы XIX столетия и особенно 90-е годы ХХ века развеяли эти мечты и надежды.
Научно-техническая революция (НТР), плодами которой воспользовались, естественно, страны ядра капсистемы, резко увеличила и продолжает увеличивать разрыв между развитыми и слаборазвитыми странами; основная масса последних все больше погружается в слаборазвитость и бедность - на этот раз без какой бы то ни было перспективы и надежды на то, чтобы вырваться туда, <где чисто и светло>. Парадокс, но именно научно-технический прогресс последней четверти ХХ века похоронил надежды на прогресс социально-экономический. НТР и глобализация на рубеже ХХ-ХХI веков в мировом социальном раскладе и соотношении сил сыграли роль, очень похожую на ту, что сыграли в XVI веке возникновение европейской (атлантической) мир-системы с ее новым разделением труда и военная революция. Они усилили сильных и ослабили слабых, лишив их надежд на улучшение своего положения.
Уже в 80-е годы ХХ века начинают появляться книги с названиями типа <конец прогресса> - <фэнтэзи> вытесняет <science fiction>; в науке начинает акцентироваться роль вероятности, хаоса, случайности, точек бифуркации. В 1979 году в третьем мире происходит революция впервые не только не под марксистскими или хотя бы левыми знаменами, но под религиозными, антипросвещенческими - хомейнистская революция в Иране. Если на Ближнем Востоке разворачивается исламский фундаментализм, то на Западе - рыночный. В 1979 году к власти в Великобритании приходит Тэтчер - яркая представительница рыночного фундаментализма, который по-своему является не меньшим отрицанием геокультуры Просвещения, чем исламский фундаментализм.
В 1991 году рушится СССР, а вместе с ним - Большой Левый Прогрессистский Проект Модерна, и еще одна огромная зона вылетает из прогресса. С этого момента в мире остается только одна версия <прогресса> - капиталистическая англосаксонская, ограниченная 15-20% мирового населения и осуществляющаяся за счет остальных 80-85%. Речь, таким образом, идет о массе людей, обреченных стать сырьем в топке чужого прогресса. Значит ли это, что нужно послушно лезть в эту топку? История дает однозначно отрицательный ответ таким логике и прогрессу. Исторические факты свидетельствуют, писал знаменитый социолог Б.Мур, что источники человеческой свободы и революционной борьбы за нее <лежат не только там, где видел их Маркс, в устремлениях классов к захвату власти, но, возможно, в еще большей степени в предсмертном реве класса, который вот-вот накроет волна прогресса>.
<Эпоха революций> (Э.Хобсбаум) 1789-1848 годов делалась не руками пролетариата - он еще не конституировался, - а руками <опасных классов>, которые хорошо описал Эжен Сю, предпролетариата, ремесленников и т.п. С помощью этих революций <опасные классы>, с одной стороны, заставили индустриализирующуюся систему интегрировать их в нее в качестве пролетариата, с другой - стали ее системным, а следовательно, прирученно-институциализированным элементом. Поздний капитализм движется в противоположном направлении, выталкивая из системы значительную часть промышленного пролетариата и среднего класса и создавая таким образом новые опасные классы, которые могут составить не менее 50% населения. Они противостоят верхушке не по линии <капитал - рабочая сила>, а либо по линии <достойная жизнь - недостойная жизнь>, а то и <жизнь - нежизнь>. Политика сменяется биологией, а экономика - моралью выживания. Это сеет семена такого социального гнева, по сравнению с которым пролетарские революции покажутся цветочками.
Если мы внимательно посмотрим на так называемые <буржуазные революции>, то придется согласиться с теми исследователями, кто считает, что это миф либеральной идеологии и историографии, некритически заимствованный марксистами. Практически все революции капиталистической эпохи были в такой же степени антибуржуазными, как и буржуазными, и без этого антибуржуазного элемента не было бы ни революций, ни социально-демократической эволюции самого общества, а была бы социал-дарвинистская <железная пята> в духе Великобритании XVIII века или США конца XIX - начала ХХ века, ныне опять возрождающаяся в мире, как Зло в Мордоре из толкиновского <Властелина колец>.
Иными словами, перед лицом волны неолиберального прогресса, который грозит пересортировкой человечества и социальной выбраковкой большей его части, многие прежние споры и разногласия между левыми и правыми уходят в прошлое. В нынешней эпохе, в ситуации <вывихнутого века>, возможны принципиально новые идейно-политические комбинации и конструкции, особенно если мы не хотим, чтобы нас вывихнули вместе с веком и взяли на болевой прием. Сегодня капитал, провозглашающий свободу без равенства, мультикультурализм и права меньшинств (чтобы легче давить и отсекать от <общественного пирога> ставшее ненужным большинство), устранивший практически все социальные, политические, культуральные преграды на своем пути - как институциональные, так и ценностные, - угрожает христианству и европейской цивилизации (точнее, тому, что от нее осталось), белой расе, огромной части человечества и социосфере и биосфере.
В этой ситуации идейным оружием тех, над кем вот-вот сомкнутся волны неолиберального прогресса, а это главным образом средние и низшие классы - <лишние люди> современного мира, - может стать <реакционный прогрессизм>, а наиболее радикальной <левой> стратегией может стать консервативное противостояние радикализму <неолибералов> и <неоконов>. Речь идет о том, чтобы не позволить капиталу разрушить демократические институты, оформившиеся между 1848 и 1968 годами и представляющие системно-институциональный каркас капиталистического общества. Обычно те, кто стоит на пути изменений, прогресса, считаются реакционерами, <правыми>. Однако в нынешней ситуации <прогресс> - это оружие <правых>, оружие сильных, которые стремятся заменить более не устраивающую их прежнюю эксплуататорскую систему на новую, посткапиталистическую - значительно более жестокую, эксплуататорскую и антигуманную. Союз консерваторов и марксистов, а также нормальных либералов в рамках <реакционного прогрессизма> может встать на пути демонтажа демократических институтов.
Я не случайно беру <левые> и <правые> в кавычки. Как <реакционный прогрессизм> находится по ту сторону <левых> и <правых>, так и <неоконы> с их <прогрессом> - тоже по ту сторону <левизны-правизны>, некий <лево-правый> симбиоз. Не случайно почти все <неоконы> - в прошлом левые, причем многие из них - крайне левые, троцкисты, прошедшие (или пропущенные) впоследствии сквозь <правое> решето-школу Лео Штрауса с его любовью к Платону, кастовым порядкам и т.д. (мне это напоминает способ <изготовления> толкиновских урук-хаев в Изенгарде). Штрауса и <неоконов>, по-видимому, больше всего привлекла идея правления высшей касты, некоего закрытого ордена посвященных.
Кстати, идея о том, что миром должны руководить закрытые тайные структуры и общества, носится в воздухе, а точнее, распространяется в нем целенаправленно. Мне почему-то кажется, что тамплиеры, <коды да Винчи>, <Граали>, Гарри Поттеры (здесь, как считают П.Образцов и С.Батенева, за волшебно-магическим антуражем школы Хогвартса скрывается орден иоаннитов - Мальтийский орден) и т.п. - это не просто мода и не просто эксплуатация рыночного успеха. Думается, здесь есть скрытый шифр: нас постепенно убеждают, приучают к тому, что нормально и правильно, когда миром правят скрытые от массового взора силы, некие посвященные, особенно когда в мире тревожно. И в то же время - обилие фильмов-катастроф. В массовое сознание вбрасываются некие блоки-знаки-образы: катастрофы, тайные (закрытые) организации как формы управления. Это не конспирологическая схема, а нормальная картина идейно-психологической (психоментальной) пропаганды и обработки, нейролингвистического программирования с помощью кино и массового худлита. Кстати, о важности этих форм постоянно говорят <неоконы>. <Реакционный прогрессизм> (название условное) - адекватный ответ этим ребятам: <Ступай, отравленная сталь, по назначенью>.
- Что вы думаете о союзе христианства и ислама для борьбы с общим врагом?
А.Ф. С исламскими движениями вообще надо быть аккуратнее. Многие из них, как это очень хорошо показали в своих работах, например, Р.Лабевьер и А.дель Валь, создавались США в своих интересах для борьбы сначала против СССР, затем против Европы и Китая. Ислам - оружие не только обездоленных, но и богатых финансистов, торговцев оружием и нефтью, которые используют и ислам, и свою же бедноту в качестве средства борьбы за бульшую долю в мировой прибыли. Одни их агенты влияния пытаются лицемерно убедить, что они-то и есть защитники обездоленных в мире, друзья России и т.п. Но, как сказано в Коране, <Аллах свидетельствует, что лицемеры - лжецы> (сура 63, аят 1). Другие откровенно говорят, что поскольку русскими всегда командовали этнически нерусские элиты - норманны, монголы, немцы, евреи, - то теперь нормальный для русских выбор - это мусульманские элиты. Ну что же, большое спасибо. Не буду даже рассуждать на эту тему, рекомендую желающим проследить историческую судьбу всех тех, кто пытался править Россией как <этой> (то есть чужой) страной.
Прежде чем объединяться в мировой игре, надо хорошо понять: с кем и на каких условиях. Как говорил марксист с русской спецификой Ленин, прежде чем объединяться, надо разъединяться. Поэтому я предпочитаю действовать по принципу другого марксиста - с китайской спецификой, - Мао Цзэдуна: <Идти порознь, бить вместе>. Наличие общего противника еще не есть повод сливаться в экстазе. Дело надо делать. И помнить фразу Александра III о том, что друзья России - это только ее армия и флот. С учетом реалий ХХ-XXI веков сюда нужно добавить спецслужбы.
У России, тем более нынешней, слабой, к тому же позорно сдавшей на рубеже 80-90-х годов ХХ века своих союзников, действительно нет друзей в современном мире. Да и союзников нет - сами виноваты. Нам предстоит выстраивать новую систему союзов, а это предполагает четкое видение ситуации, подчинение краткосрочных целей долгосрочным, готовность верхушки идти на жертвы. Может ли кто-то из нынешних мировых центров силы быть долгосрочным союзником России? Едва ли. Значит, остается игра на противоречиях. Но здесь важна цель - ради чего? Ради краткосрочного экономического гешефта или восстановления державности?

Глобофашизм -
г?_ ўR ?R?- п а_ <м-Rбвм
- Не считаете ли вы, что глобальная финансовая олигархия, заварив кашу мирового кризиса, попытается выйти из него, установив нечто вроде глобального фашизма? С властью высшей касты избранных, с изощренными средствами контроля и подавления, планомерным уничтожением <лишнего> населения?
В самом деле, в ХХ веке часть финансовой олигархии уже делала ставку на нацистский проект. Где гарантия от того, что подобная попытка не повторится и сто лет спустя? Говорю не о том, что она увенчается успехом, а о том, что попробуют. Создадут нечто тоталитарное: США как военная база наднациональной власти, контролирующей природные ресурсы планеты, стаи беспилотных штурмовиков в небе, <плавучие города> для касты избранных, прикрытые ПРО и авианосцами. Непокорные народы и группировки, уничтожаемые специальными вирусами, выведенными генными инженерами...
А.Ф. Давайте сначала уточним насчет фашизма. Для меня как для историка - это очень конкретное явление, связанное с Италией Муссолини. В Третьем рейхе был не фашизм, а национал-социализм, совершенно иная конструкция. Если говорить по сути вашего вопроса, то <глобофашизм> (в данном случае я использую это слово в качестве метафоры, а не понятия) как проект уже осуществляется <неоконами>. США уже сегодня является базой наднациональной власти; уже сегодня они стремятся установить контроль над мировыми ресурсами; уже сегодня микропроцессоры, генная инженерия и нанотехнология поставлены на службу американскому ВПК.
В 1990 году И.Валлерстайн опубликовал статью <Америка сегодня, вчера и завтра>, в которой разбирал возможные варианты будущего США. Неофашистский - подавление своих низов с помощью насилия - он посчитал маловероятным из-за американских традиций и ценностей (правда, на это я сразу же могу возразить ему его же фразой: <Ценности становятся весьма эластичны, когда речь заходит о власти и прибыли>). Второй вариант таков: поддержание социального мира и относительной демократии внутри Америки и Севера в целом за счет эксплуатации остального мира, который окажется в полурабском состоянии. Если с 1945 по 1990 год, писал Валлерстайн, поддержание на высоком уровне дохода 50% населения США вместо 10% требовало увеличения эксплуатации других 50%, то нетрудно представить, что потребуется для поддержания 90% населения на относительно высоком уровне дохода: жесточайшая эксплуатация остального мира и систематическое оглупление, информационно-психологическое отупление своих масс.
Перед нами модель <Афины-2> или <Рим-2>, то есть глобальное неорабовладение. Однако у этой модели есть уязвимое место. Это небелое население - как местное, так и мигранты. Рано или поздно верхушка <крепости Север>, <Рима-2> будет вынуждена на существенное ограничение прав низов (среднего класса уже не будет) и усиление их эксплуатации. Возможный результат - гражданская война, распад США (например, на афро-мусульманский юг и восток и на протестантско-иудаистский север и запад).
Крушение <неорабовладельческого> варианта может привести к реализации варианта <неофеодального> (оба термина условны) - распад глобальной системы на множество относительно мелких и по-разному устроенных политико-экономических единиц с превращением огромной части мира в неоварварскую зону. Мне этот вариант представляется наиболее вероятным. Ставка финансовой олигархии на глобальный <фашистский> проект, скорее всего, провалится, как это когда-то произошло с Гитлером. Мир слишком велик и сложен, чтобы им управлять из одного центра, - эту фразу устами одного из своих героев сказал Т.Клэнси, писатель, весьма близкий к американскому истеблишменту. Хотя сама <глобототалитарная попытка> - а нынешняя глобализация и есть форма ее осуществления - может занять несколько десятилетий. Эдакий мир Глобамерики.
Но вот в чем я не согласен с Валлерстайном, так это в том, что такая Глобамерика, осуществляющая эксплуатацию мира, будет внутренне демократичной. Население США (а с помощью систем типа <Эшелон> и Севера в целом) находится под колпаком электронной слежки.
- Причем призывы к тотальной электронной слежке раздавались и раньше, что характерно именно со стороны <неоконов>. Стоит только посмотреть на проект <Новый американский век>, начатый <неоконами>. В его рамках пошел разговор о создании генетически сконструированного биологического оружия избирательного действия, о системах тотальной электронной слежки...
А.Ф. Вдобавок, как показывает история, контроль над миром или крупным регионом, как правило, оборачивается дедемократизацией внутри страны-контролера. Классический пример - Рим. Как только он захватил полный контроль над Средиземноморьем, республика была обречена. Кстати, Чалмерс Джонсон в книге <Печали империи> (2004) (можно перевести и как <горести>, <муки>, <страдания>) прямо пишет о том, что республика в Америке закончилась в 90-е годы прошлого столетия, к власти фактически пришли военные; они строят мировую империю, которая дорого обойдется американскому народу. У книги показательный подзаголовок: <Милитаризм, секретность и конец республики>. <Имперская республика> ХХ ве- ка превращается в квазиимперию. Впрочем, мощь этой империи - как военную, так и финансовую - переоценивать не стоит.
Возвращаясь к футурологической проблематике, хочу отметить, что на смену капитализму идет намного менее демократичное общество. (Придет или нет - зависит от сопротивления людей, в том числе русских.) Поскольку решающую роль в современном производстве начинают играть духовные, информационные факторы, то именно их будут отчуждать у людей хозяева новой системы - как капиталисты отчуждают овеществленный труд. Общество, где у людей отчуждаются духовные факторы, информация, должно быть устроено принципиально иначе, чем капиталистическое, - и многие его черты уже проступают в позднем, <неоварварском> (он же - <неорабовладельческий>, <неофеодальный>) капитализме корпораций.
Во-первых, оно будет кастово-иерархическим, с резкими ограничениями доступа к образованию, сначала - с помощью рынка, который якобы расширяет образовательные возможности (привет некоторым элементам Болонской системы), затем - социально закрепленными.
Во-вторых, это должно быть общество с принципиально плохим массовым образованием - несистематическим, лоскутно-мозаичным.
В-третьих, настоящая наука, прежде всего теория и прогнозирование, скорее всего, превратится в кастовое занятие части верхов; <внизу> останутся безобидные эмпирические штудии, <игра в бисер> с сильным иррациональным оттенком и фолк-наука, особенно это коснется исторической науки, которая стремительно детеоретизируется и переживает кризис как на Западе, так и у нас.
В-четвертых, массам будет предложена (уже предложена) отупляющая развлекаловка в режиме non stop, превращающая людей в толпу дебилов, не способных жить без поводырей-пастухов.
В-пятых, в связи с этим политика окончательно отомрет, ее место займет шоу-бизнес; к реальной власти, к реальному слою хозяев эта деятельность, этот фасад кривляющихся марионеток непонятного пола иметь не будет. В крайнем случае, как в романе Ст.Лема <Эдем>, правящий слой вообще превращается в полубогов-невидимок, которые живут в изолированном запретном пространстве и благодаря техническим достижениям невидимы массам, а потому внушают еще больший страх.
- Можно представить и другой вариант: господа совершенствуют себя с помощью последних достижений биотеха, генной инженерии и нанотехнологий. Вводят в организм наноботы, скрещивают свой мозг с компьютерными сетями. Применяют новейшие методы обострения своих умственных и психических возможностей. В итоге получается раса властителей. Кстати, все движется именно в этом направлении.
А.Ф. Я не считаю фантастичным такой вариант развития посткапиталистического мира, когда слой господ превратится не просто в иную расу, а в иной вид - биотехнологический и будет даже внешне (рост, телосложение и т.п.) отличаться от низов. Собственно, в докапиталистических обществах верхи, как правило, биологически отличались от низов, и дело не только в поведении и одежде, но и в <физическом экстерьере>. Это капитализм, причем только в ХХ веке, а еще точнее - в послевоенный период в значительной степени нивелировал внешность верхов и низов, усреднив ее - улучшение питания, гигиена и т.д. Остальное довершила демократическая молодежная мода, восторжествовавшая после 1968 года. Послекапиталистический мир в этом плане будет больше похож на докапиталистические общества. С этой точки зрения демократический капитализм ХХ века (с обязательным наличием антикапиталистического сегмента СССР), как бы мы его ни критиковали, оказывается уникальным мигом в мировой истории. Но все это не значит, что надо покорно ждать пришествия новых хозяев, к тому же не в силе Бог, а в правде.

возможна ли
агббЄ п <мв_а- вЁў ?
- И вот тут мы подошли к очень важному моменту. Не секрет, что многие из нас выступают за то, чтобы Россия в широком понимании этого слова стала азимовским Основанием-Академией (<Foundation>) для создания нового послекризисного мира. Проханов, Громыко, Крупнов, Калашников и Кугушев - все мы видим Россию как спасительный ковчег, как остров <жизни-после-катастрофы>, центром альтернативного развития мира. Зачатком новой цивилизации. Оплотом всех здоровых сил, борющихся с глобофашизмом и засильем финансового истеблишмента. А как считаете вы?
А.Ф. В ответе на ваш вопрос я хочу отделить должное от сущего. Мы можем изобретать любые проекты того, как должно быть. Но есть реальность. Чтобы изобретение стало нововведением, нужны следующие благоприятные факторы: психологическая атмосфера, общественная потребность (материальный интерес) и финансовая поддержка. Китайцы изобрели порох, но нововведением он стал в Европе. В СССР делалось огромное количество изобретений, они запатентовывались, и патенты ложились на полку. Значит, будем исходить из реальности.
Во-первых, идея Академии а-ля Азимов не вполне соответствует идее империи. Это принципиально разные структуры. Академия - это хотя и долгосрочная, но все же <чрезвычайная комиссия>, а империя - это <стационар>. Из Академии при определенных условиях со временем теоретически может возникнуть новая империя, однако если говорить о создании чего-то, то либо Академия, либо империя. Причем в обоих случаях свои трудности и сложности. Но к проблеме империи я вернусь чуть позже.
Во-вторых, не думаю, что какая-то <одна, отдельно взятая страна> может стать азимовской Академией, тут нужен универсальный опыт, и скорее это будет мировая сетевая структура. Это не значит, что не надо стремиться создавать локусы кристаллизации нового, свои сетевые структуры, <фабрики мысли>, объединять их, активно внедрять свои наработки в образование и т.д. Тем не менее, будучи реалистами и стремясь к невозможному, к тому, чтобы сработать на пределе (<интеллектуальный спорт> наивысших достижений), не надо забывать о реальности вообще. Антонио Грамши называл это пессимизмом разума при оптимизме воли.
В-третьих, в чем может заключаться русская заявка на что-то новое? К сожалению, здесь не так уж и много, что можно предложить. Можем ли мы похвастать недеморализованным населением, готовым не то что строить новое, а вообще к чему-то новому?
Для кристаллизации нового нужны наука и образование. У нас - стремительно рушащиеся и рушимые наука и образование. Их нынешняя организация не соответствует ни состоянию современного мира, ни современному этапу развития науки. Как и во многих других областях, мы проедаем советское прошлое, добавляя плохо соотносимые с ним западные дешевки - поделки для бедных и утильсырье. Есть ли у нас иммунитет против этого? На рубеже 80-90-х годов прошлого столетия мы не смогли спасти самих себя и проиграли находившемуся в тяжелом состоянии сопернику. Сегодня наше положение хуже. Мы живем в обществе либер-панка (В.Макаров), или либерастии (И.Смирнов), то есть в обществе, комбинирующем худшие черты советского и буржуазного социумов и переплетающем их в немыслимых комбинациях. Я бы охарактеризовал общество либер-панка как общество самовоспроизводящегося разложения, где позднесоветские элементы подрывают и разлагают западные, буржуазные, и наоборот. В результате ничего по-настоящему нового не возникает. Это общество-ловушка, своеобразный <туннель под миром> (Ф.Пол).
В подобного рода ловушечно-патовых структурах нет ничего такого уж особенного, они встречались в мировой системе, точнее, на ее полупериферии и периферии и раньше. Например, известно, что в Западной Европе собственно капиталистическому накоплению предшествовала фаза первоначального накопления. Не являясь капиталистической, она в то же время создавала необходимые условия для будущего капиталистического накопления. В Западной Европе две эти фазы выступали как диахронные. Однако на периферии капсистемы - Юго-Восточная Азия, Латинская Америка - они развивались как синхронные. При этом первоначальное накопление постоянно подсекало и блокировало накопление капиталистическое. Получался капитализм без капиталистического накопления, нечто вроде дзэновского <хлопка одной ладонью>.
В России на рубеже ХХ-XXI веков, где некапиталистические и антикапиталистические традиции остаются весьма сильны, развитие капитализма приобретало вот такой <первоначальный>, на практике - криминальный, асоциальный характер, а его героями часто становились социопаты из разных слоев - от причмокивающего мямлика из номенклатуры и комсомольского шустрика до рэкетира, у которого шевелюра <стартует> от бровей (лба не просматривается). Неудивительно, что место социалистической утопии комстроя в РФ заняла социалдарвинистская утопия, трудно представимая даже в логове капитализма. Асоциализм, пришедший на смену социализму, есть синтез местных традиций и капитализма; не в силах ни уничтожить его, ни переварить социально, они вытесняют его в асоциальную, неоархаическую, неоварварскую зону, одна из главных характеристик которой - приватизированное насилие. В своих худших проявлениях общество либер-панка - это более или менее институциализированная социоантропологическая деградация. С точки зрения исторической логики постсоветский строй на выходе из исторического коммунизма занимает нишу, эквивалентную нэпу на входе.
Общество либер-панка - это ни в коем случае не капиталистическое и тем более не буржуазное, как не была такой нэповская Россия. По своему содержанию экономический тип постсоветского общества мало чем отличается от такого советского, который в свою очередь уходит корнями в дореволюционное прошлое. Этот тип не только принципиально некапиталистичен, но даже и не рыночен. В РФ нет рынка, основанного на конкуренции, а есть монополия, основанная на власти. Только власть эта носит приватизированный характер. Указанная монополия приобретает <рыночные> (и то часто в фарсовом виде) черты, только вне страны, на мировом рынке.
Ясно, что монополия эта была обеспечена не только рыночным, но и неправовым способом. Поэтому у нас и не может быть крупной буржуазии - только разбойно-паразитический по происхождению слой, ряженный в либеральные одежды. Черты <протобуржуазии> просматриваются в намечающейся тощей прослойке среднего класса. Но его-то как раз постоянно и систематически уничтожают, гнобят, стремятся <унасекомить>. То, что у нас нередко представляют в качестве среднего класса (целые издания специализируются на решения данной задачи), - это низшие группы разбойно-паразитического класса и его медиа- и арт-обслуга. Таким образом, либер-панк - это внеправовая, внелегальная надстройка над (приватизированными) сегментами советской экономики, связанными с экспроприированной у населения народной (государственной) собственностью на недра. Социально-экономически либер-панк - это постсовок, организация ограниченного небольшим процентом населения проедания того, что осталось от позднесоветского общества, социальное гниение. Рано или поздно любая власть в РФ должна будет решить: сливаться полностью в экстазе с либер-панковской <надстройкой> или срезать ее, как это было сделано с нэпом. Подобного рода акции предполагают наличие определенного человеческого материала или определенным образом организованного человеческого материала (примеры - опричнина Ивана IV, гвардия Петра I и т.п.).
Как правило, из социальных кризисов выходят не на пути имперского строительства - это может быть следствием, - а на пути создания (возникновения) нового человека. Возникновение христианства, протестантизма и (во многом) советского коммунизма - наглядные примеры. В спорах, развернувшихся в начале XVI века в Германии, по вопросу <кто виноват> стороны разделились. Одни говорили: виноваты попы, истребить их. Другие утверждали: ничего подобного, виноваты миряне, из их среды на освободившиеся места придут новые жадные попы. Ответ, оказавшийся исторически адекватным, дал Мартин Лютер: <mea culpa> - моя вина, я виноват, и пока я не истреблю в своей душе зло и жадность, ничего не будет. В ходе протестантской революции родился, выковался новый человек, новый субъект, способный создавать новые системы, новые империи, - что бы кто ни говорил, а по-настоящему эрой империй в строгом смысле слова было Новое время, приход которого возвестила <революция, происшедшая в мозгу монаха> (К.Маркс). Я не за то, чтобы опустить руки, - нам нужна мощная держава, но ее можно построить только с новым человеческим материалом, с новым человеком - не Homo shkurnik (голубая мечта эрэфских реформаторов), а Homo, способным ставить надличностные неэкономические цели. Для этого нужна <перезагрузка матрицы>. Со старым материалом державу не построить, в лучшем случае - криминальную державку, которая, естественно, будет тормозом на пути возрождения державы.
На все это можно возразить: Россия уже дважды - во время смут начала XVII и начала ХХ веков - попадала в ситуации, похожие на нынешнюю (с той лишь разницей, что тогда была прямая оккупация), и ничего, вылезла. В ХХ веке не разлетелась на куски, как Австро-Венгерская и Османская империи, а уже в 1930-е годы обернулась <добрым молодцем> СССР, который не только сломал хребет Гитлеру, но и, вопреки американским предвоенным расчетам, стал сверхдержавой. Какой ценой - другой вопрос, замечу лишь, что все новые системы возникают кровавым образом, все молодые общества жестоки - к себе самим и к соседям. Иначе не бывает, и сталинская юность советского общества здесь не исключение, а правило, которым тычат в нос почему-то только русским, требуя покаяния от них, но не от англичан за кровь Британской империи и не от американцев за миллионы индейцев, негров и других народов. В ХХ веке СССР показал: возможна развитая техническая цивилизация на антикапиталистической основе, антикапиталистический Модерн. А еще раньше, в XVIII веке, Петр I показал, что возможен русский паракапиталистический Модерн. Все так.
Однако ситуации начала XVII, XVIII и ХХ веков, будучи похожи друг на друга, кардинально отличаются от нынешней. Выход из разрухи и смуты и становление новых структур - Московского царства, Российской империи и СССР - происходило в относительно благоприятных международных условиях: в Европе, а в ХХ веке - в мире шла борьба за гегемонию, Запад не был един, и сильнейшим западным державам было не до нас. Московское самодержавие встало на ноги при Михаиле Романове как раз тогда, когда бушевала Тридцатилетняя война (1618-1648). Петровские реформы, создавшие армию, но угробившие экономику, и послепетровское восстановление происходили во время войн за испанское (1701-1714) и австрийское (1740-1748) наследство, а затем, с Семилетней войны (1756-1763), началось англо-французское соперничество как мировых торговых империй. И только после 1815 года англичане смогли заняться Россией (а ведь хотели еще в 1714 году, после того как мы <сделали> шведов при Гангуте). СССР поднялся в период англосаксонско-германской борьбы за гегемонию (<Тридцатилетняя война> - 1914-1945 гг. - ХХ в.). Как только на Западе заканчивались войны, все замирялось и появлялся новый гегемон-объединитель, начиналось общезападное наступление на Россию в виде <горячей> (Крымская в середине XIX в.) или <холодной> (во второй половине ХХ в.) войны, и примерно через 40-45 лет после окончания внутрикапиталистических войн за гегемонию, в которых Россия всегда выступала на стороне англосаксов, она терпела поражение.
Нынешняя ситуация такова, что СССР (Россия) не только капитулировал(а) в холодной войне, но и имеет перед собой противника невиданной силы - глобальная система во главе с США, в которую вдобавок вписаны - экономически, политически, психологически - верхние слои РФ. Как когда-то русские князья были <вписаны> в золотоордынскую систему. Поэтому успешные исторические аналогии трехкратного подъема и возрождения России на сегодняшний день не работают. Одно из необходимых (хотя и недостаточных) объективных условий подъема РФ - новый раунд мировой борьбы за гегемонию, мировая смута, крах долларовой системы, то есть разрушение нынешнего глобального порядка. Кстати, в 1920-1930 годы потерпевшие поражение в мировой войне державы, точнее, их новые элиты, пришедшие на смену прежним, прекрасно понимали необходимость слома версальской системы и работали на это. Впрочем, у них был союзник, заинтересованный в том же, - США, копавшие под британских <кузенов>.
Однако работа на слом глобальной системы упирается в проблему тех в РФ, кто обрел власть и богатство в 1990-е. У них двойственное положение: с одной стороны, в глобальной системе они - зависимый элемент, чаще всего - объект; с другой - они все же элемент этой системы, властно и экономически выигрывающий от ее функционирования (аналогичная дилемма, правда, несколько в ином разрезе, стоит перед Китаем).
Долгосрочные целостные интересы правящих слоев РФ, прежде всего властные, требуют демонтажа нынешней мировой системы - триумф глобализации окончательно загоняет их в угол. Важным аспектом здесь является и то, что в нынешней - глобализирующейся - мировой системе послесоветские властно-экономические слои поставлены в жесткие рамки, а потому их поведение легко просчитывается, а следовательно, направляется. Ослабление, разбалансировка современной мировой системы ослабит рамки, сделает их более проницаемыми - <за флажки, жажда жизни сильней> (В.Высоцкий), а потому увеличит степень свободы правящих групп РФ и сделает их менее предсказуемыми, что само по себе есть мощное оружие в мировой борьбе.
В то же время краткосрочные частные интересы верхних слоев РФ, прежде всего экономические, заключаются в продолжении процесса глобализации, в сохранении нынешней системы. И это реальное противоречие, которое находит отражение как во внутренней, так и во внешней политике, более того - разводит и противопоставляет их: укрепление державности плохо совместимо с рыночной трансформацией РФ, так как она объективно ослабляет государство и укрепляет позиции тех, кто работает против восстановления державности. Державность России и рыночная система (капитализм) практически несовместимы как во внешнеэкономическом (сырьевая ориентация) и внешнеполитическом (слабость государства) планах, с одной стороны, так и во внутреннем плане - опять же слабость государства, но в ином аспекте, ведущая к его распаду, и, что не менее важно, резкая социальная поляризация, формирующая раскол социума на два <уклада> (Ключевский), чуждых и враждебных друг другу, до состояния <двух наций> (Дизраэли) со всеми вытекающими отсюда последствиями: <настанет год, России черный год, когда царей корона упадет>. Все это говорит о неизбежности выбора, и, по-видимому, период 2008-2012 годов, самое большее - 2008-2016 годов (аккурат под столетний юбилей Октябрьской революции) станет критическим моментом этого выбора, водоразделом (разумеется, если форс-мажорные обстоятельства не заставят сделать этот выбор раньше или не сделают его вообще иррелевантным - такое маловероятно, но возможно).
За последние 5-6 лет немало сделано для восстановления державности, но, во-первых, мы пока что лишь отползли от края пропасти, у которого оказались после катастрофы 1991 года; во-вторых, те сдвиги, которые налицо, еще более четко проявляют существующее противоречие между державностью и рыночностью (<либеральных империй> не бывает, это - от лукавого).
Слабая сырьевая экономика и зависимые верхи - плохая комбинация. У СССР была намного более сильная экономика, чем у РФ, однако проблема верхов антикапиталистической системы, интегрированных в капсистему по линии потребностей (а следовательно, и психологии), сыграла решающую роль в крушении СССР. Да, советская экономика переживала кризис, да, гонка вооружений была тяжелым бременем, но дело здесь не столько в экономике, сколько в социальных интересах группы, системообразующей для данной системы, воплощающей ее целостные характеристики. Экономика при всей ее важности всегда определяется законами социального целого, элементом которого является. Так называемый свободный рынок 50-60-х годов XIX столетия - это вовсе не экономический феномен, а институциональный артефакт, результат определенного политического курса верхов. То же со <свободным рынком> неолибералов, который в 80-90-е годы ХХ века создавался во многом внеэкономическими методами и на внеэкономической основе.
Объективная причина гибели (а точнее, сдачи и гибели) СССР - не в экономике, а в социальных интересах активной части его верхних слоев, тесно связанной с Западом. В эпоху массовых обществ исход борьбы в конечном счете определяется результатом схватки властных и интеллектуальных элит, воплощающих целостность своих обществ. СССР так и не смог сформировать антикапиталистическую целостную верхушку. С середины 50-х годов ХХ века советские верхи прочно подсели на западную иглу в удовлетворении материальных и культурных потребностей. Запад с помощью <хищных вещей века>, прежде всего бытовых, которые СССР не умел производить - он не был ориентирован на роскошь, - аннексировал у советской верхушки главную социально-психологическую сферу - сферу потребностей. Это означало разрыв социальной целостности, целостности совокупного общественного процесса: одна из фаз этого антикапиталистического процесса у его верхов была присвоена капитализмом со всеми вытекающими последствиями.
Западная (американская) массовая культура, которую З.Бжезинский правильно называет одним из мощнейших видов оружия США в борьбе за мировое лидерство, западная мода (от одежды до музыки) - все это, вторгаясь в совсистему через ее верхи, подрывало ее. Интеллектуальная обслуга верхов (<зелененькие>, как называл их Э.Неизвестный) с 1960-х годов (об этом те из них, кто дожил до наших дней, говорят и пишут не стесняясь) начала активно внедрять в свои аналитические записки и работы элементы западной социологии, политологии, экономической теории, то есть начала смотреть на мир глазами главного противника, косвенно - приняла его позицию, а следовательно - его правоту. Отсюда - неизбежное поражение. Наша нынешняя ситуация - результат поражения советской верхушки, но на этой пораженческой основе, а не на ее преодолении сформировалась верхушка постсоветская. Остается лишь надеяться на негативный опыт, на то, что за одного битого двух небитых дают.
- Действительно, правящая верхушка СССР не использовала в борьбе и четверти накопленных в стране возможностей и резервов - в виде промышленных возможностей, человеческого капитала высшего сорта, разработанных технологий всех видов, промышленных и военных возможностей, геополитических позиций. А все потому, что млела перед Западом, была очарована им. Впрочем, не так ли было и до советской эпохи, в случае с русским дворянством, с его низкопоклонством перед Европой?
А.Ф. То, что советская верхушка в 70-80-е годы ХХ века не использовала материального и научного потенциала страны в борьбе на мировой арене, это естественно. В массе своей некомпетентная, тупая и трусливая, она плохо представляла эти возможности. Будучи сытой и ленивой (а зачем напрягаться - нефтяные деньги капают, и хорошо), она и не хотела это делать. Более того, упор на развитие высокотехнологических областей объективно угрожал и сырьевому сектору (многие добавляют сюда и атомный), уже крепко повязанному с Западом, и, самое страшное для номенклатуры, выводил на первые властные рубежи новые социальные группы, делая партноменклатуру если не лишней, то второстепенной. Ясно, что на такое эта группа пойти не могла.
Что касается дворянства, то во многом дело обстоит именно так, как вы сказали. Вестернизация русского дворянства, стартовавшая в XVIII веке, привела к формированию <двух укладов>, представители которых противостояли друг другу как, по сути, представители двух различных этнических групп. Именно этим во многом объясняется крайняя жестокость гражданской войны. Революция сняла противоречие между двумя укладами. Новая система возникла как целостное противостояние Западу, капитализму, которое, однако, с середины 50-х годов прошлого столетия стало слабеть.
Сейчас принято высмеивать Сталина за тезис о построении социализма в одной стране. Но Сталин имел в виду не просто страну, а страну - мировую систему, обособленную от капиталистической и развивающуюся как альтернативная, антикапиталистическая система - по своим, не рыночным законам - и, самое главное, не конкурирующая с капитализмом на его поле (мировой рынок) и по его правилам. СССР должен был стать и новой системой, и новой цивилизацией, и новой - протоглобальной - общностью. Так он и развивался до середины 50-х годов ХХ века, пока совноменклатура не решила интегрироваться в мировую систему. Отмечу здесь две причины этой интеграции. Во-первых, поскольку номенклатура превращалась в квазикласс, ей не нужны были мировые потрясения, тем более что капсистема стабилизировалась и в мире появилось ядерное оружие. Отсюда - курс на мирное сосуществование и интеграцию в мировую экономическую систему. Во-вторых, в середине 1950-х годов у советского руководства возникло убеждение, что оно сможет переиграть капиталистический мир на его собственном, то есть на чужом для себя, поле и по чужим правилам. С этого момента риск системно-исторического поражения СССР стал расти.
Справедливости ради надо признать: не только советские, но и многие западные лидеры 50-60-х годов ХХ века считали, что СССР переиграет США, Запад в экономической борьбе. При гонке вооружений главной значимой формой интеграции СССР в мировой рынок могла быть преимущественно сырьевая, и СССР стал превращаться в военно-сырьевую державу, верхушка которой удовлетворяла свои материальные (а с какого-то момента и массовокультурные) потребности посредством западных товаров, о чем я уже говорил. В 80-е годы ХХ века совпали - и отлились в блок конкретных интересов групп, заинтересованных в развале страны, - структурно-экономический кризис, усугубленный организованным по инициативе А.Хашоги-Р.Рейгана обвалом цен на нефть, кризис верхов и западное политическое давление.
Один из уроков гибели СССР и проекта Красного Модерна заключается в том, что правящая элита должна стараться жить антикапиталистически. Сталин (а впоследствии Мао в Китае) решал эту проблему, снимая целые слои номенклатуры (<Мы снимаем людей слоями> - Л.Каганович). Однако такая технология власти работает только до тех пор, пока верхушка не отстоялась, не стала особой группой. Как только это происходит, начинается сопротивление, которое заканчивается свержением или уничтожением <прочесывающего вождя>. Я уже не говорю о том, что чистки - ненормальная форма функционирования общества, ослабляющая и деморализующая его, ведь они распространяются сверху вниз, вызывая мощную волну снизу, которая приобретает самостоятельную логику и динамику и начинает <метелить> верхи снизу. Эффективных <точечных>, селективных <чисток> пока что еще никто не изобрел. Проблема формирования верхов, адекватно воплощающих и реализующих антикапиталистический социум как целое, по-видимому, одна из наиболее серьезных проблем Красного Проекта, его конструкторов и архитекторов. СССР эту проблему не решил.

Империя
Є Є гб<RўЁ_ ўл?Ёў -Ёп?

- Значит, при строительстве Пятой империи нам следует, во-первых, перенести конкуренцию с противником на свое поле. Образно говоря, предлагать людям не унитазы с музыкой, а нечто совершенно другое. Скоростной транспорт нового типа, связывающий материки. Новую, чистую энергетику и доступное, качественное жилье. Новую, высокоэффективную и недорогую медицину. Методы развития способностей личности. Короче говоря, стиль счастливой, свободной и здоровой жизни. Будет у нас это - и унитазы нам принесут в обмен на возможность перенять у нас такую жизнь.
А во-вторых, нужно воспитывать правящую элиту высшего сорта, давая ей нечто, перед чем потребительские ценности капитализма померкнут, покажутся дрянными дешевыми стекляшками в сравнении с алмазами. Может, это будут некоторые магические способности, сверхчеловеческие качества. Особый стиль жизни опять же, тот, что даст чувство превосходства над противником и внушит ответственность за судьбу людей своей цивилизации. Нужна элита, нацеленная не на темные стороны власти, не на уничтожение человечества, не на виллы с бассейнами, а на высокую миссию подъема своей страны.
А.Ф. Я не представляю, как можно воспитать элиту нового типа в нынешних условиях. Будучи реалистом, я полагаю, рассчитывать можно только на то, что какая-то часть правящих слоев в своих интересах, то есть в интересах борьбы за власть и ресурсы, будет вынуждена сделать державно-патриотический выбор и ликвидирует общество либер-панка, как когда-то группа Сталина ликвидировала нэп - сверхкоррумпированную систему с сырьевой ориентацией, угрожавшую как внутренней, так и внешней безопасности СССР.
Отдельный разговор - прохановская идея Пятой империи. Скажу сразу: как историка, как ученого, старающегося оперировать понятиями, а не поэтическими метафорами, меня эта идея не убеждает. Когда мы произносим слово <империя>, мы эмоционально подразумеваем следующее: мощное централизованное государство, построенное на принципе исторической преемственности (СССР, Россия, Московия, Киевская Русь) и традиционных русских ценностях, центральное место среди которых занимает социальная справедливость (отсюда - социальная ориентация на деле, а не на словах); это государство должно эффективно охранять и беречь русское пространство в его естественных границах.
Все это вовсе не характеристики только империи, это характеристики великой державы. Как правило, крупные империи - это великие державы, но не всякая великая держава - империя. Начнем по порядку. Откуда <Пятая> империя? СССР не был империей, он был принципиально новой и намного более интересной конструкцией - протоглобальным сообществом, как и США, только антикапиталистическим. Превратиться в глобальное не получилось ни у нас, ни у них - по разным причинам. Никогда не была империей Киевская Русь. Империей в формальном смысле слова было петербургское самодержавие. Но оно рухнуло, поскольку время классических империй ушло, и его не повернуть вспять - в истории ничего нельзя реставрировать. Это первый момент.
Второй момент заключается в том, что империи всегда вознаграждали имперский, <метропольный> народ. Но это не ситуация Российской империи (петербургское самодержавие), которая так допекла русских, что они - прежде всего они, а потом уже масоны, евреи, немцы, англосаксы, кто угодно - ее разрушили. СССР - если считать его <Четвертой империей> - вообще стартовал как антирусская структура, ситуация начала меняться лишь к середине 30-х годов ХХ века, и то частично. В течение всей истории СССР отсталые национальные республики развивались за счет более развитых русских регионов. Только славянские республики, прежде всего РСФСР, тратили меньше, чем зарабатывали, остальные тратили намного больше, живя за счет (велико-, мало- и бело-) русской помощи. И в 60-е годы это принесло свои результаты, выразившиеся, в частности, в подъеме экономики, культуры неславянских республик (например, национальные школы кино - литовская, грузинская) и даже массовых видов спорта: в 60-70-е годы прошлого века чемпионами страны по футболу становятся <Динамо> (Тбилиси), <Арарат>, о победителях в Кубке СССР, серебряных и бронзовых призерах я уже и не говорю. Однако национальное возрождение республик обернулось национализмом и антирусскими настроениями, которые местные кадры раздували с 1980-х годов. Как говорится, <не делай добра>. В послевоенный период коммунистическая власть не была русофобской, как в 20-е годы, но она стимулировала развитие прежде всего нерусских народов и весьма опасалась русского национального возрождения, <русизма>.
Таким образом, русские, державообразующий, метропольный народ, и в <старой> империи, и в СССР не только не грабили, не эксплуатировали окраины, как это имело место в империях Запада и Востока, но и развивали их, отдавая свое, и зачастую жили хуже <меньших братьев>. В российской империи поляки и финны получили конституцию, когда русские и мечтать об этом не могли; крепостное право в Прибалтике отменили раньше, чем в России; о роли немцев (<Назначьте меня немцем, государь>), кавказцев и других при дворе я уж и не говорю. И это называется <империя>? А как же тогда называть империи, в которых метрополия жила за счет колоний, периферии? Певцам <белого> и <красного> имперских проектов я бы порекомендовал задуматься о судьбе русских в этих проектах.
Третий момент. Империя есть политическая форма. То, что называют империей, имперскостью, в России имеет отношение прежде всего к социальной организации, к социальной ткани. Это в большей степени способ социальной организации, организации народа как <текучего элемента русской истории> (Ключевский); <имперскость> у нас - это социальная ткань пространства (в этом плане отдаленный аналог Российской империи - Римская). Поэтому, в отличие от Запада, крушение русских <империй> влекло разрыв социальной ткани, и восстановление <общества> было синонимом восстановления империи, а точнее было бы сказать - державы или русской власти как единственной формы организации, адекватной русскому пространству.
В русской истории пространство играет особую роль. По сути, именно оно (количественно и качественно, то есть как тип ландшафта) - одно из главных, если не главное, богатство (и оружие) русских и уж точно главная русская субстанция, по поводу которой складываются властные и социальные отношения. С этой точки зрения защита русского пространства есть автоматически защита властной и социальной организации, и наоборот. Тип экспансии, характерный для русских, не завоевание, а, как верно отмечает В.Ю. Царев, обживание, что, однако, не исключает и завоеваний. Тем не менее, в отличие от англосаксов, мы не ставили задачу физического истребления местных этносов и, в отличие от китайцев (ханьцев), не поглощали и не растворяли их в себе этнодемографически.
<Империя> была формой жизни - обживания русскими евразийского хартленда, причем русские оказывались <победителем, который не получал ничего>, и до определенного времени русское население готово было с этим мириться. Однако с какого-то момента империя начинала высасывать из державообразующего народа все соки, власть отчуждалась от народа, и уничтожение такой власти - особенно если она и в сфере культуры воспринималась как чуждая, нарушала негласный <морально-экономический> общественный договор - становилось вопросом времени. Хрупкий баланс между <имперскостью> как способом освоения пространства и удержания его не только как территории, но и как ценности (<русская земля>), с одной стороны, и тяжестью материального и психоисторического бремени, с которым готов был мириться русский народ, нарушался, и хребет <империи> ломался. Русские готовы были терпеть <державу> как необходимость, даже если она была жестокой, но не как несправедливое и чуждое бремя. Впрочем, хребет ломался и потому, что в глазах населения, прежде всего русского, власть оказывалась не только паразитом (то есть чем-то несправедливым), но и слабым паразитом, не способным к противостоянию внешним силам.
Защита, сбережение не только народа, но и пространства - одна из главных задач любых властных форм на территории России. Решение именно этой задачи - проверка жизнеспособности властных конструкций. Здесь РФ в ее нынешнем - рыночно-административном - состоянии не представляется жизнеспособной конструкцией. Рынок по определению разрывает русское пространство, Россия невозможна как рыночное государство. Невозможно государство Россия и как элемент мирового рынка, тем более зависимый, сырьевой. Мы это уже проходили с пореформенной Россией - двух Александров и одного Николая. Кончилось все финансово-экономической зависимостью от Запада и революцией, разорвавшей эти путы. У меня нет ощущения, что РФ в ее нынешнем состоянии сможет эффективно противостоять внутреннему сепаратизму и внешнему давлению (экономическому, политическому, демографическому, социокультурному), а ведь русское пространство - земля и вода - не менее, если не более ценный ресурс, чем нефть, газ или алмазы.
- Значит, задача Пятой империи - настолько подняться в качественном отношении, чтобы воевать не числом, а умением. Чтобы сохраниться и развиться, обладая даже небольшим населением!
А.Ф. Желательно все-таки, чтобы население было большим, ну а бить противника надо всегда по-суворовски, тем более что русских становится меньше, причем не только за счет сокращения рождаемости, как это происходит с населением Запада, но и за счет роста смертности, в основном мужиков в возрасте от 20 до 60 лет. И это тоже системная социально-демографическая черта РФ.
- Значит, новая империя не должна больше вычерпывать жизненные силы русских. Мы не должны жить менее богато, чем соседи по империи, и платить жизненными силами за стабильность сверхдержавы. Раньше так происходило из-за несовершенства доиндустриальных и индустриальных технологий. Тогда русским приходилось рвать жилы на заводах и стройках, пока малые народы рожали детей. А технологии следующей эры эту проблему снимут начисто! Грядет эра безлюдных производств. А те блага (например, жилища), что в индустриальную эру стоили очень дорого, с помощью новых технологий станут очень дешевыми. И тогда русские смогут строить империю, богатея и размножаясь!
А.Ф. Звучит прекрасно. Но как совместить технологический рывок с господством сырьевых элит - вот в чем вопрос. Как осуществить русский властно-технический реванш в глобальном мире, где русские не субъект, а объект? В мире, который мы плохо знаем. Парадокс, но в начале XXI века мы плохо знаем, как устроен и работает современный мир (на уровне теоретического осмысления, концептуальной информации - почти не знаем); мы плохо знаем собственную страну в ее прошлом и настоящем, а следовательно, едва ли можем адекватно прогнозировать будущее. Мысль Ю.В. Андропова о том, что <мы еще до сих пор не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся>, стала еще более актуальной по сравнению с 1983 годом, когда была высказана. Наконец, мы плохо представляем себе логику и механизм функционирования России в мировой системе. Более того, за последние 15-20 лет, в ходе и после горбачевско-ельцинской катастрофы, мы, похоже, вообще прекратили работу по концептуальному анализу мирового развития в его трех временных ипостасях и перешли на экспорт западной уцененки - целый сонм брокеров и компрадоров от науки делают себе на этом имя и деньги.
Необходимое условие рывка - адекватное знание о мире и о самих себе, о нашем настоящем и прошлом, его демифологизация. Нам необходим безжалостно честный по отношению к самим себе, принципиально новый тип социально-исторического и гуманитарного знания, отражающий опыт, ценности и интересы наши, а не чужие, обслуживаемые у нас либер-панковской <пятой колонной> экспертов-компрадоров с психологией смердяковых (меня всегда удивляло: если людям так не нравится наша страна, если им нравится на Западе, так и валите туда, ребята; нельзя есть и гадить в одном и том же месте - так поступают только свиньи). Знание не создается империями, это империи создаются знанием, которое сила. Знание создается Академиями (не путать со структурой РАН, близкой к состоянию <жизнь после смерти>). Сначала ум, а потом сила. А между ними - воля.
Завершая, скажу: вообще-то неважно, как будет называться новая Россия - Пятая империя, Новая держава или иначе. Главное не в этом. Это должна быть великая держава, адекватно вознаграждающая державообразующий народ, который строил ее в течение столетий и сегодня, впервые за последние 400 лет, составляет более 80% ее населения - как ханьцы в Китае; строй, воплощающий традиционную русскую ценность - социальную справедливость; власть, обладающая крепкой броней, быстрыми танками и ядерным оружием нового поколения, а потому способная охранить и сохранить русское пространство и живущие на нем народы, обеспечить им достойную их жизнь. Будут ли нас любить? Скорее всего - нет. Сильных не любят. Да нам и не надо. Самое главное, чтобы мы уважали сами себя, свою историю - вопреки всему очернительству. Чтобы всегда могли объяснить другим, что надо нас уважать: <Он уважать себя заставил и лучше выдумать не мог>. А руководством к действию должна стать замечательная поговорка англосаксов: <Right or wrong, my country> (<Права или не права - но это моя страна>).
Иными словами, если <Пятая империя> окажется эффективным политическим лозунгом восстановления социальной (народной) державы и позволит нам выйти из своего кризиса, преодолев национально-религиозную фазу смуты, а затем проскочить и глобальный - пусть будет империя, хотя я предпочел бы державу.
Беседу вел
Максим Калашников.
 
 
 
Фурсов Андрей Ильич


 
Новости
20.02.2021
В издательстве «Социум» Московского гуманитарного университета вышло в свет четырехтомное издание «Русский интеллектуальный клуб: стенограммы заседаний и другие материалы», подготовленное под научной редакцией ректора МосГУ доктора философских наук, профессора И. М. Ильинского.
10.07.2020
В издательстве МосГУ вышел 10-й юбилейный сборник стенограмм заседаний Русского интеллектуального клуба. Научным редактором сборника выступил президент клуба, ректор Московского гуманитарного университета доктор философских наук, профессор И. М. Ильинский. Ответственным редактором стал доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Вал. А. Луков.
25.10.2017
24 октября 2017 г. в актовом зале Московского гуманитарного университета состоялась торжественная церемония награждения лауреатов Международной Бунинской премии, которая в этом году проводилась в номинации «Поэзия». Приветствие участникам и лауреатам Бунинской премии 2017 года направил министр культуры РФ В. Р. Мединский, в котором он, в частности, отметил, что «за годы своего существования Бунинская премия по праву заслужила авторитет одной из наиболее престижных наград в области русской литературы. Среди её лауреатов значатся имена по-настоящему видных поэтов и прозаиков, наших с вами современников. Отрадно, что в России получают развитие столь важные общественные инициативы, нацеленные на популяризацию чтения, на усиление позиций русского языка».
20.10.2017
17 октября 2017 г. состоялось заседание Жюри Бунинской премии под председательством члена Президиума Союза писателей России, лауреата литературных премий Бориса Николаевича Тарасова. Подведены итоги конкурса, который в 2017 г. проводился в номинации «поэзия». 24 октября в конференц-зале Московского гуманитарного университета состоится торжественная церемония, на которой Председатель Попечительского совета Бунинской премии, член Союза писателей России, ректор университета профессор Игорь Михайлович Ильинский вместе с членами Жюри вручит заслуженные премии новым лауреатам.