Cоциализм как идея и как реальность

 

О социализме принято говорить в разных смыслах и значениях. В нем видят идеологию, обосновывающую необходимость определенных социальных изменений, политическое движение, представленное разными партиями - от радикальных до умеренных, существовавшую у нас и еще кое-где существующую реальность со своим особым социальным порядком и институтами власти. Во всех этих значениях социализм, несомненно, достоин научного изучения. Наука не может пройти мимо того, что имело место в истории, стало историческим фактом, какую бы оценку этому факту мы не давали сегодня. Но вот в чем отказано в наше время социализму, так это в праве считаться научной теорией, претендовать на статус хотя бы научной гипотезы.

Признавая существование людей с социалистическими убеждениями, социалистического движения и даже социалистической реальности, мало кто видит в социализме теоретическую идею, способную конкурировать на равных с другими в объяснении хода и направления современного общественного развития. За социализмом прочно укрепилась репутация ложной идеологии, в лучшем случае утопии, которой ничто не соответствует в действительном мире. По словам, например, Ф. А. Хайека, «социализм - одно из наиболее влиятельных политических движений нашего времени - основывается на явно ложных посылках. Пускай он вдохновляется благородными намерениями, пусть во главе его стоят некоторые из лучших умов нашего времени - из-за него оказывается под угрозой уровень жизни, да и сама жизнь значительной части человечества»[1]. Хайек не отрицает наличия в социализме разумного элемента, но считает, что он воплощается здесь в «наивную и некритичную рационалистическую теорию, устаревшую и ненаучную методологию», названную им «конструктивистским рационализмом»[2], т. е. искусственным и волюнтаристским вмешательством разума в эволюционный процесс.

Подобная оценка социализма была бы в чем-то справедливой, если ограничивалась только его советской версией. За пределами своей исторической родины – Европы – социализм, действительно, мало кого сделал счастливым и был часто причиной неисчислимых бед и страданий. Для Хайека ложь социализма объясняется его упованием на силу и мощь человеческого разума, способного якобы во всех деталях предугадать направление исторического развития, с нашей точки зрения, беда социализма – в отсутствии у политиков как раз элементарной разумности в понимании и практическом осуществлении социалистической идеи.

Несостоятельность «реального социализма» ни в чем не проявилась так отчетливо, как именно в сфере сознания. Безграмотность партийных вождей в вопросах теории социализма, их пренебрежение задачами ее модернизации, обогащения новыми фактами и гипотезами, соответствующими современным реалиям, создали ей репутацию какого-то архаического и догматического монстра. «Научный коммунизм» советского образца стал предметом всеобщего презрения и насмешки, примером схоластики, лишенной какого бы то ни было научного дискурса. Не потому ли конец этой псевдонаучной дисциплины был встречен всеми с чувством явного облегчения? Интеллектуальный кризис «реального социализма» стал причиной и всех остальных его кризисов. Бог покарал систему тем, что лишил ее разума.

Важно, однако, разобраться в том, что привело к этому кризису. Его истоком, по нашему мнению, стал созданный Сталиным миф о «победившем социализме». Даже Ленин считал, что социализма у нас нет, и еще долго не будет, что ему предшествует длительный переходный период с элементами рынка и частной собственности. Через двенадцать лет после смерти Ленина Сталин объявил, что социализм «в основном» построен, выдав за него сформированную им систему полуфеодального принуждения к труду и государственного насилия над личностью. Идея была отождествлена с реальностью. Вопрос о том, в каком отношении эта реальность находится к идее социализма, по тем временам даже не ставился. Уже тогда о социализме стали судить не по его теоретической модели, а по идущим сверху политическим акциям, которые каждый раз и подверстывались под идею социализма. Выдав за социализм свой образ мыслей и действий, власть, в конечном счете, отождествила его с собственным существованием, рассуждая по известной формуле «социализм - это я». Социализм был приравнен к его сталинской версии и с тех пор воспринимается многими как ее синоним.

В итоге реальность была идеологизирована, что исключало возможность ее критического осмысления, а идея вульгаризирована. Социализм как бы проделал обратный путь от науки не к утопии даже, а к мифу, выдающему за реальность то, что ею вовсе не является. Этот миф и сегодня владеет умами, как защитников, так и противников социализма. Те и другие свято верят, что жили при социализме, что никаким другим он быть не может. Но если для первых защита социализма тождественна оправданию сталинизма, то для вторых борьба с сталинизмом равнозначна антисоциализму и антикоммунизму.

Элементарная научная добросовестность заставляет при анализе любой идеи отделять ее от политики, которая проводилась якобы во имя ее осуществления. Можно спорить о том, в какой мере эта идея является теоретическим заблуждением, но неправильно считать доказательством ее ошибочности деятельность конкретной политической партии, находящейся у власти. Преследуя собственные цели, такая партия менее всего руководствуется логикой теории. История знает много примеров разрушительной силы идей, как только они соединялись с властью. При желании не только социалистическую, но и любую другую идею можно превратить в нечто устрашающее для людей. Как известно, их отправляли на костер или гильотину не только во имя социализма. И кого потом винить за это - идею или политиков?

Разговор о социализме, освободившемся от былой сращенности с властью, можно, наконец, перевести из плоскости политической, в какой он обычно велся, в плоскость теоретическую. Для кого и сейчас социализм – всего лишь политический и партийный лозунг, а не теоретическая идея, подлежащая, как и любая другая, научному обсуждению, рискует навсегда остаться политическим маргиналом. Если кому-то и кажется, что «философские рассуждения» о социализме уводят в сторону, далеки от жизни, то на это можно возразить следующее: ничто так не дискредитирует идею в сознании людей, как ее монополизация партийными идеологами. Их кажущаяся близость к жизни, не подкрепленная близостью к науке, ничего хорошего, как правило, этой жизни не сулит.

В равной мере не следует придавать серьезного значения тем критикам этой идеи, кто поспешил сдать ее в архив, объявить исторически преодоленной, лишенной всякого позитивного смысла. Наши либералы, кичащиеся своей европейской просвещенностью, и консерваторы, хранящие верность дореволюционной и православной России, хотя бы для видимости поинтересовались тем, как эту идею оценивают ныне видные западные интеллектуалы и чем она была для многих поколений русской интеллигенции. В своем безоговорочном ее отрицании они равно далеки как от тех, так и от других. Не все, конечно, в Европе и России защищали и защищают социалистическую идею, но без нее нельзя представить себе идеологической и политической ситуации, как она сложилась сегодня на Западе и в остальном мире, нельзя всерьез заниматься политикой, если, конечно не сводить ее к политической демагогии и пропагандистскому пустозвонству.

Вопрос о взаимоотношении политики и науки вообще, применительно к социализму, в частности, - большая и сложная тема. Что давно признано правом писателя или художника - творить без оглядки на политическую конъюнктуру, является, видимо, и правом ученого, в том числе ученого-обществоведа. Наука внепартийна и только в таком качестве может претендовать на истинность, объективность своих выводов и обобщений. Во всяком случае, политический и научный разум – не совпадающие между собой величины. Мыслительное пространство, в котором циркулируют идеи, и пространство политическое не образуют пока единого целого. И если считать политику делом практическим, а науку - теоретическим, то отношение между ними далеко еще от состояния полной гармонии и взаимопонимания.

Совпадение теории с практикой не следует понимать буквально. Ссылаясь в доказательство необходимости такого совпадения на Маркса, мы не заметили, что оно достигается, с его точки зрения, лишь на этапе преодоления человеком своего отчуждения от собственных сил и отношений. Требовать его от каждого конкретного этапа истории - значит придавать теории характер сугубо эмпирического и инструментального знания. Какой прожитый человечеством период может служить доказательством практической реализуемости идей свободы, равенства и братства? В любом обществе можно найти им как подтверждение, так и опровержение. Неизменным остается лишь стремление людей к их практической реализации.

Применительно к идее социализма установка на ее непосредственное совпадение с практикой особенно порочна. На ней основывается и ложь тех, кто отождествил эту идею с существовавшим у нас обществом, и тех, кто усмотрел в этом обществе доказательство ошибочности идеи. Политики, провозглашающие социализм своей целью, должны учитывать сохраняющуюся пока несоразмерность этой цели с достигнутым уровнем общественного развития. Нельзя обманывать себя и других, полагая, что социализм есть задача сегодняшнего дня, что его уже сейчас можно полностью реализовать на практике. Подобная поспешность, продиктованная политическим расчетом, вредит теории, сводит к сиюминутным нуждам и заботам, возможно, важным с практической точки зрения, но весьма заниженным по отношению к смыслу и масштабу самой теории. Под социализмом, например, многие понимают социальную защиту беднейших слоев населения со стороны государства, перераспределение общественного богатства в пользу слабых и неимущих. Цель благородная, но при чем тут социализм? Чтобы помогать бедным, не нужно быть социалистом. Социализм не против материального благополучия людей, но не в этом состоит его собственное историческое предназначение.

Важным условием постижения истинного смысла социалистической идеи в современном мире является уяснение ее связи с марксизмом. Не отрицая выдающейся роли Маркса в развитии социалистической теории, важно разобраться, в чем его версия социализма, далеко не единственная в истории социалистической мысли, уже устарела, не соответствует реалиям сегодняшнего дня, а в чем сохраняет и сейчас свою теоретическую истинность и ценность.

Социализм в трактовке Маркса претендовал на как бы двойной синтез – на свое соединение с рабочим движением (пролетарская версия социализма) и соединение с наукой (научный социализм). В таком истолковании он как бы хотел сочетать в своем лице и научную теорию, и классовое самосознание пролетариата, т.е. быть чем-то вроде «пролетарской науки». В подобной двойственности и заключалось исходное противоречие марксизма. Будучи направлено против всяческой идеологии, оно, по иронии истории, было истолковано учениками и последователями Маркса как идеология по преимуществу, хотя иногда с добавлением эпитета «научная». Для самого Маркса понятие «научная идеология» столь же неприемлемо, как, например, и словосочетания типа «народное государство», «казарменный коммунизм» и пр. Идеология несовместима с наукой, поскольку, будучи классовым сознанием, лишена достоинства всеобщего знания. Что же предопределило неудачу этой главной претензии марксизма - быть не идеологией, а наукой?

Причина заключалась, конечно, в самом марксизме, попытавшемся сочетать несочетаемое – научность с классовостью, желание быть всеобщим знанием с интересами пролетариата. Правда, стремясь избежать этого противоречия, Маркс попытался изобразить пролетариат в качестве «всеобщего класса», чьи интересы выражают интересы всего общества, в пределе – всего человечества. Поэтому сознание этого класса также является всеобщим, т.е. научным. Представление о всемирно-исторической миссии пролетариата, несущего человечеству освобождение от власти капитала, оказалось в воззрениях Маркса самой большой идеологической иллюзией. Будучи относительно справедливым в эпоху раннего капитализма с его массовой пролетаризацией общества, оно перестало соответствовать действительности на его последующих стадиях.

В условиях позднего капитализма рабочий класс обнаружил тенденцию к своему не только количественному сокращению, но и качественному преобразованию, все больше обретая черты не столько класса, сколько профессии, уступая место главной производительной силы работникам умственного труда. Потому и представлен он сегодня в обществе не столько политическими партиями, сколько профсоюзами. Рабочее движение в наше время утратило характер политической борьбы за власть, напоминая больше экономический торг за более выгодные условия труда. Оно уже давно не испытывает потребности к объединению во всемирном масштабе, локализуясь по отдельным странам. Да и сами социалистические партии на Западе менее всего напоминают сегодня политические организации рабочего класса, проникнутые духом пролетарской солидарности и интернационализма. В этой ситуации представление о пролетариате как «могильщике капитализма» со всей очевидностью обнаружило свою иллюзорность и идеологическую предвзятость. После Маркса «верные марксисты», которые не захотели расстаться с этой иллюзией, довершили процесс превращения марксизма в идеологию, причем за счет даже тех элементов научности, которые в нем содержались.

Впоследствии Ленин пришел к выводу, что рабочие собственными усилиями не могут выработать правильного, т. е. марксистского, понимания своих интересов, что оно должно вноситься в рабочее движение извне - революционно мыслящей и антибуржуазно настроенной интеллигенцией. «Внесение сознания» обернулось затем его насильственным навязыванием, идеологическим диктатом партии «профессиональных революционеров». Круг, что называется, замкнулся: учение, противопоставлявшее себя при своем зарождении любой идеологии, стало орудием невиданного в истории идеологического насилия, практически лишившего его ранга научной теории.

Нет смысла перечислять здесь остальные «ошибки» Маркса, естественные для любого мыслителя, претендующего не на абсолютную истину, а на ту, которая доступна ему в обстоятельствах его времени. Разумеется, многое сегодня выглядит не так, как в середине XIX века. Капитализм стал другим, найдя новые источники своего экономического роста, связанные, прежде всего, с применением знания, с развитием информационных систем. Не количество затраченного живого труда, а качество продукции, производство которой базируется на принципиально новых технологиях, стало главным источником получения прибылей, поставив под сомнение всю трудовую теорию стоимости. Само понимание капитализма как общества непримиримой классовой борьбы между трудом и капиталом требует существенной корректировки. В своем нынешнем виде капитализм оказался способным реализовать многие программные установки социализма, как он мыслился в позапрошлом веке. Между капитализмом и социализмом уже трудно увидеть ту разграничительную черту, заполненную революциями и насильственными переворотами, которая раньше считалась обязательной при переходе от одного к другому. Сама пролетарская версия социализма с ее верой в освободительную миссию рабочего класса сегодня уже никем не принимается всерьез.

Но остается все-таки главное - поиск такой формы общественного бытия, в которой человек, освобождаясь от власти возвышающихся над ним экономических и политических институтов, получает возможность безграничного развития своих способностей и талантов. Отказаться и от этого - значит, отказаться не только от марксизма и социализма, но и от европейской культуры, сделавшей человека целью и смыслом своего развития. Если европейская классическая культура полагала в качестве своего идеала свободную в своих замыслах и свершениях человеческую личность, то социальная мысль на Западе, пока она сохраняла связь с культурой, вдохновлялась поиском общественной формы, которая была бы адекватна этому идеалу. Поиск этот не завершен до сих пор. И пока он ведется, направление, какое придал ему Маркс, сохраняет свое значение и силу.

Теперь коротко о термине «социализм». Известно, что сам Маркс называл себя не социалистом, а коммунистом. В «Манифесте» он вместе с Энгельсом подверг критике все существовавшие к тому времени разновидности социалистической мысли - социализм реакционный (феодальный, мелкобуржуазный и «истинный»), консервативный, или буржуазный, и утопический. Социализм, как они считали, способен выражать интересы любого класса - аристократии, крестьянства, буржуазии и пролетариата, причем последнего в тот период его истории, когда он еще не развит, когда отсутствуют предпосылки для его реального освобождения. Коммунизм же для них – это, прежде всего, партия, которая, во-первых, выражает интересы всего международного пролетариата как сложившегося класса в отличие от интересов его отдельных национальных групп, во-вторых, лучше других партий понимает условия и конечные цели пролетарского движения. Иными словами, в отличие от утопического социализма, рисующего фантастические картины будущего общества, коммунизм есть синоним реально происходящего общественно-политического - рабочего - движения.

У Энгельса термин «научный социализм» (в работе «О превращении социализма из утопии в науку»), будучи синонимичен коммунизму, обретает новый оттенок. На первый план здесь выходит не столько общественно-политическая, сколько теоретическая сторона коммунистического движения, система его воззрений на историю и ход ее развития. «Научный социализм» для Энгельса - не партия или движение, а особая исследовательская программа, научная теория, базирующаяся на таких открытиях Маркса, как материалистическое понимание истории и трудовая теория прибавочной стоимости. Отсюда никак не следует, что социализм есть первая фаза коммунизма, особое общественное состояние, предшествующее полному коммунизму. Похоже, что такая трактовка социализма родилась в среде русских марксистов, была, в частности, инициирована Лениным в его работе «Государство и революция». В «Критике Готской программы» Маркс говорит о двух фазах - низшей и высшей - коммунизма, но не называет первую из них социализмом. Социализм - не фаза, не ступень будущего общества, а система теоретических воззрений, что и фиксируется в эпитете «научный». К коммунизму он относится как теория к практике, мысль к действию, наука к реальному движению. Поэтому в плане марксистской теории нет необходимости проводить различие между социализмом и коммунизмом, хотя в политической практике ХХ века люди, называвшие себя социалистами и коммунистами, далеко разошлись между собой.

 

 

---