Главная Заседания КЛУБАЗаседание 13. Александр Зиновьев - судьба и образ генияПубликации членов РИК по теме заседания
В этом разделе представлены публикации членов Русского интеллектуального клуба по теме: «АЛЕКСАНДР ЗИНОВЬЕВ - СУДЬБА И ОБРАЗ ГЕНИЯ»
Выступление на юбилее А. А. Зиновьева (2002 г.)
Ю. Ю. Болдырев
Уважаемые коллеги, прежде всего, конечно, для меня большая честь выступать на мероприятии, посвященном юбилею А.А. Зиновьева. Для меня также большая честь выступать среди признанных, остепененных философов, всю жизнь занимавшихся вот этими проблемами. Я не претендую на такую степень, на научную глубину. Но мне кажется, очень важно, что Александр Александрович всегда был и есть, прежде всего, честным социальным критиком, не боявшемся очень жестко говорить о том, что мы есть.
Я сейчас смотрел книгу, которую раньше не видел, о Сталине. Открыл на главе доносов. Если вчитаться, то это совершенно уничижительная правда о нас тех времен. Наверное, было бы неправильно, если бы мы сейчас упивались торжеством участия в таком мероприятии: итоги ХХ века. Скажите, ключевые философские международные конференции проводятся в Дранишниках или в Поповке. Нет. В этом смысле, конечно, уместно говорить об итогах ХХ века для России, но уместно ли нам брать на себя роль всерьез здесь сегодня в России, в ее нынешнем состоянии говорить об итогах ХХ века для мира. Большой вопрос. Я здесь стою на более пессимистической позиции, несмотря на все согласие с тем, что мне бы хотелось, чтобы Россия играла в мире другую роль.
Здесь я вижу, есть молодые люди - слушатели школы Зиновьева. Что меня тяготит больше всего сегодня? Понятно, что, может быть, мы не хуже, чем всегда, мы другие, возвращаясь к тому, что я прочитал про доносы. Что я вижу сегодня самой страшной нашей бедой? Самая страшная наша беда, когда мы говорим о России, о роли России, о проблеме субъектности. О ком мы говорим, о чем мы говорим? Мы говорим о том, что может элита или о том, что может общество. Что может сегодня это общество?
Опять же обращаясь к студентам, приведу такой пример. Одна из последних избирательных кампаний. Более 30% людей, собиравших подписи, притом, что им все объяснили, предупредили, оказались прямыми фальсификаторами. Никакой возможности апеллировать к совести по западному или к стыду по восточному нет. Более того, в любой аудитории, где мне приходилось выступать и говорить об этом, ответ совершенно однозначный: людям надо как-то крутиться. То есть мы сегодня живем в обществе редкого понимания простого человека. Наше общество сегодня готово принять и понять любую низость и подлость, любое предательство, никто никого ни за какое предательство не осуждает. Это главная проблема нашего общества. Потому что что делать и как - все знают, а вот как сделать так, чтобы именно это делалось, а не что другое, я не знаю.
Есть такой философ Панарин. В одной телепередаче я обратил внимание на его фразу. Опять же обращаюсь к девочкам, к мальчикам. Он сказал примерно так, что в России вряд ли может что-то измениться до тех пор, пока на смену нынешнему поколению гедонистов не придет какое-то другое с какими-то другими идеями. Он не сказал, и я не говорю сейчас, с какими другими, но хоть какими-то другими, нежели абсолютный гедонизм. Я понимаю почему. Потому что страной гедонистов очень легко управлять и манипулировать тому, кто хоть чуть-чуть побогаче. Кто сегодня в мире побогаче - понятно, каковы его интересы, в том числе в отношении нас, тоже понятно. До тех пор, пока на смену нам не придут другие, хоть с какими-то другими идеями, ожидать чего-то не приходится.
Возвращаясь к идее о том, что мы живем в обществе редкого понимания любой подлости и низости, я хотел бы сказать, что Александр Александрович для меня не человек, научные достижения которого я могу оценить. Я не могу оценить, я не беру на себя смелость их всерьез оценить. Но я беру на себя смелость оценить другое. Александр Александрович Зиновьев - это человек, который никогда никому не кланялся и прожил жизнь так, что есть чему завидовать. Каждый хотел бы так, но не каждый может. В этом смысле, конечно, метод жизни Александра Александровича Зиновьева, с моей точки зрения, еще более важен и ценен, нежели любое его конечное достижение как любой продукт, вышедший из-под его пера, из его рук. Спасибо Вам.
Желаю слушателям Школы Зиновьева суметь прожить жизнь в этом смысле по методу жизни хоть на какую-то часть близко к этому.
Из заветов Александра Зиновьева:
Мы должны переумнить Запад Ильинский И. М.
ректор Московской гуманитарно-социальной академии,
доктор философских наук, профессор,
академик Российской академии гуманитарных наук,
Российской академии естественных наук
Недавно скончался на 84-м году жизни философ Александр Зиновьев, участник Великой Отечественной войны, член академий наук Финляндии и Италии, Баварской академии искусств, Российской академии социальных наук, Академии российской словесности, Международной академии наук Евразии. Награжден многими международными премиями. В эмиграции читал лекции в университетах стран Европы и США. Опубликовал более 40 монографий и около 200 статей по логике и социологии, а также многие литературные сочинения с изложением своих социологических идей.
Александр Зиновьев разработал собственную социологическую теорию — логическую социологию. Построил научную теорию советского общества как образца общества реального коммунизма, которая была признана на Западе как первая научная работа о реальном коммунизме. В книге «На пути к сверхобществу» (2000 г.) изложил основы собственной теории коммунизма и западнизма, перехода человечества в стадию сверхобщества, глобализации. Многие прогнозы Александра Зиновьева сбылись при его жизни.
После переезда в Россию в 1999 году основным местом работы Александра Зиновьева был Московский гуманитарный университет. До последнего дня своей жизни Александр Зиновьев оставался президентом Русского интеллектуального клуба, руководителем Исследовательского центра А.А. Зиновьева «Школы А.А. Зиновьева» Московского гуманитарного университета.
Выдающийся русский мыслитель, философ, социолог и писатель, смелый и мужественный человек, великий гражданин России — таким он останется в благодарной памяти ученых, преподавателей, студентов, всех знавших его людей.
В связи со смертью Александра Зиновьева редакция «Вузовского вестника» обратилась к ректору МосГУ Игорю Ильинскому, доктору философских наук с просьбой ответить наряд вопросов.
— Игорь Михайлович, Вы философ и также осмысливали советскую и постсоветскую действительность. Что, по Вашему мнению, толкнуло Зиновьева на критику советского общества, а потом и перестройки. Согласны ли Вы с его основными оценками тех лет?
— Спасибо за высокое звание «философ», но я все таки не осмелюсь его принять. Ницше говорил о философах (Платон, Сократ, Аристотель и им подобных) и профессорах философии, то есть о единицах и множестве подражателей, толкователей, преподавателей философии. И он был абсолютно прав. Когда едва защитивший диссертацию кандидат и даже доктор философских наук говорит: «Я философ» — это глупо и смешно.
Вот Зиновьев, безусловно, был философ, русский, советский философ. В 2002 году журнал «Вопросы философии» опубликовал статью об итогах ХХ века для российской философии. Там названы всего несколько имен философов советского периода и среди них — Зиновьев. Причем отмечено, что Зиновьев — самая яркая личность из всех названных.
Я называю Зиновьева не философом, а мыслителем. Это вроде бы почти одно и то же, но именно «почти». Мыслитель в моем представлении существо совершенно особого порядка. Если у философии есть более или менее очерченный предмет, то мыслитель рефлексирует абсолютно на все, что оказывается в поле его зрения.
Зиновьев не раз говорил мне: «Я — думательная машина. При Сталине я думал о сталинизме; при Брежневе — брежневизме; на Западе — западнизме, в России Ельцина — ельцинизме…»
Что толкнуло Зиновьева на критику советского общества? По-моему, тут все ясно. Наряду со многими положительными сторонами социализма, уже в его идеологии заложены зерна тех пороков, которые бурно разрослись в эпоху Сталина и прежде всего удушение всякого инакомыслия, полное пренебрежение человеческой жизнью, внутренний террор и т. п.
Всякий самостоятельно мыслящий человек сознавал это, «не всё в порядке в датском королевстве», но не всякий осмеливался даже произносить эти мысли вслух, тем более сообщать другим, да еще публично, в прессе. Зиновьев смел. Почему? Наверное, все потому же: это был гениальный и мужественный человек, сознававший свою гениальность. То, что я слышал от него за годы дружбы, позволяет мне сказать, что уже в детстве, отрочестве и юности он, как минимум, был амбициозным человеком, понимавшим многое из того, чего вовсе не понимали другие и взрослые люди, был отчаянно смелым. Мыслимое ли дело: группа мальчишек во главе с Зиновьевым планировала убийство Сталина!..
Каждому умственно здоровому человеку тысячи раз мимолетно приходят в голову тысячи подлинно мудрых мыслей, обрывки истин и верных догадок. Но буквально единицы из многих тысяч, а то и миллионов способны сделать их своими. Потому что мыслить — значит очень много трудиться; мыслить по поводу запретного — кроме того, опасно для быта и свободы, а то и для жизни. В любое время, тем более в сталинское. Но только опасная мысль и достойна того, чтобы называться мыслью.
Зиновьев всегда мыслил опасно для власти, хоть в СССР, хоть на Западе, хоть в России. Потому что он никогда не приспосабливал мысль к вопросам личной безопасности и своего благополучия, а служил Истине искренне и честно, направляя на ее постижение всего себя целиком, всем своим разумом и всей своей волей. Несомненно, что в интеллектуальном плане он был неизмеримо выше любого Генсека КПСС и первого Президента России. Ведь интеллект — это не просто сумма знаний, тем более, какой-то объем информации, пусть самый огромный, доступный вождю и более никому. Интеллект — это не просто «способность мыслить». Интеллект — это совокупность разного рода способностей, разного рода интеллектов, которые определяют мощь разума и рассудка того или иного человека.
Есть интеллект логический. Тут Зиновьев стоит невероятно высоко не только в нашей стране, но и в мире. Он — один из выдающихся логиков ХХ века.
Есть интеллект вербальный, связанный со словом, с языком, которым изъясняется человек. Есть интеллект чувственный. Человек проявляется не только в том, как он мыслит, но и как он чувствует. И тут Зиновьев — великан. Его сравнивают с Салтыковым Щедриным, Свифтом. Общепризнанно, что он — выдающийся писатель, прекрасный поэт.
Есть интеллект визуальный. Все, у кого есть глаза, смотрят, но видят окружающую действительность очень по-разному. Зиновьев был отличным художником.
Есть интеллект физический. И тут Зиновьев в рекордсменах. Он прожил восемьдесят три с половиной года, работая по 14-16 часов в день.
Сложите, синтезируйте все эти выдающиеся способности в теле, в организме, в голове одного человека и вы получите некий феномен, то есть из ряда вон выходящее явление. В данном случае — феномен Зиновьева.
Зиновьев назвал горбачевскую перестройку «катастройкой», когда она еще только начиналась. И оказался прав: перестройка в том виде, как ее осуществлял Горбачев, обернулась катастрофой. Распространяться на эту тему я не стану — здесь, я считаю, все уже ясно.
Зиновьев мне не раз говорил: «Если я когда-нибудь вдруг окажусь в одной компании с Горбачевым, я подойду к нему и набью морду». И надо же случиться такому, что на 7-летии телепрограммы А. Пушкова «Постскриптум», рядом с нашим столом, где мы сидели с Зиновьевым, занял место Михаил Горбачев. Я приготовился к скандалу, но Зиновьев сдержался.
Зиновьев считал Горбачева предателем, более того, утверждал, что Запад его купил. Мне кажется это чудовищным и немыслимым. Я думаю, что Горбачева и Ельцина, при всех их прочих различиях, объединяет одно общее качество: это нарциссы и геростраты.
Согласен ли я с оценками Зиновьева в отношении советского общества и перестройки? Я тоже честно и искренне обдумывал общественные проблемы и до многих выводов дошел своим собственным умом независимо от Зиновьева и других исследователей. В главном и основном мы с Зиновьевым смотрели на положение вещей в России и в мире одинаково, кое в чем расходились.
— Почему Вы, первый после возвращения Зиновьева из-за рубежа в 1999 году, пригласили его работать в свой университет, создав при этом все условия?
— Я впервые встретился с Александром Александровичем летом 1998 года в Кишиневе на Международной конференции. Мы заговорили о чем-то, уже не помню, и проговорили все три дня, расставаясь только на ночь. Тогда он рассказал мне о том, что хочет вернуться в Россию, что есть люди, которые ему помогают, в частности, Юрий Лужков подписал письмо о выделении квартиры, но чиновники предлагали жилье в «хрущевках», хотя при высылке из СССР Зиновьев оставил квартиру на Воробьевых горах. Я пообещал ему помочь, используя свои связи. Буквально через несколько дней, когда Зиновьев оказался в Москве вместе с женой, им предложили четырехкомнатную квартиру в Северном Чертаново и они согласились на этот вариант. Потом оказалось, что квартиру надо покупать и стоит это 56 тыс. долларов. Зиновьев позвонил в растерянности мне из Мюнхена: «У меня нет таких денег. Что делать?» Я встретился с одним хорошим человеком, он позвонил В. Шанцеву, тот поговорил с Ю. Лужковым и цену снизили до 26 тыс. долл. Квартирный вопрос был решен.
В одном из телефонных разговоров я спросил Александра Александровича: «А где Вы собираетесь работать?» Он ответил: «Виктор Садовничий предложил мне должность профессора МГУ». Я спросил: «А Вы знаете, сколько получает в России профессор?» Он сказал: «Нет». «Две тысячи», — сообщил я. «Ну, так это вполне прилично», — сказал Зиновьев. «Да, но две тысячи чего?» — спросил я. «Долларов, конечно», — сказал он. «Нет, рублей…» Зиновьев помрачнел: «А как же жить-то?..»
Я сказал ему, что пусть он подрабатывает в родном университете, где он учился, где заведовал кафедрой логики, но его основным местом работы будет наш вуз. Мы создадим исследовательский центр А. А. Зиновьева и будем платить 600 долларов в месяц. В 1999 году это были очень неплохие деньги. Александр Александрович согласился. 30 июля мы оформили ему трудовую книжку, которой у него, разумеется, не было, и он был зачислен в штат вуза. Для Центра было выделено специальное помещение с комнатой отдыха.
Здесь Александр Зиновьев подготовил и в нашем издательстве вышли две его книги — «Логическая социология» (2002 г.) и «Логический интеллект» (2004 г.). Готовится к изданию третья книга «Фактор понимания», которую он завершал буквально в последние недели жизни.
Однажды у нас был очень долгий и предельно откровенный разговор, как говорится, «за жизнь». Тогда я предложил ему создать еще и Школу А. А. Зиновьева, а проще сказать, набирать ежегодно группу наиболее способных студентов, которым бы он в течение года читал лекции, основанные на его трудах. Он с радостью принял это предложение. За 6 лет Школу закончили около 300 человек. Каждый получил Диплом с перечнем лекций, краткой биографией Александра Александровича, за его и моей подписью и университетской печатью.
После смерти Никиты Моисеева, возглавлявшего Русский интеллектуальный клуб нашего университета, президентом стал Александр Зиновьев. Клуб обсудил десятки актуальнейших глобальных проблем развития России и мира. Опубликованы четыре книги, на выходе пятая.
Почему я все это делал для Зиновьева?.. Странный вопрос. Зиновьев — национальное достояние, мыслитель мирового масштаба, он мог рассчитывать на встречу в России не менее приветливую, чем встреча Александра Солженицына. Но этого не случилось: Ельцину и его «команде» он был враждебен. Известно, почему. Я считал это делом своей чести как гражданин и делал, что мог. Александр Александрович не раз благодарил меня за помощь. В своей книге «Исповедь отщепенца» на странице 553 он говорит об этом.
— Зиновьев подкупает тем, что при всех изменениях своих взглядов оставался с внутренним стержнем, называя себя романтическим коммунистом. Мне кажется, что и Вы человек с таким же стержнем. В этой связи, что Вы думаете о судьбе социалистических идеалов в современном мире и будущем?
— «Зиновьев — романтический коммунист…» Я слышал эту фразу много раз, причем акцент делается на слове «коммунист». Зиновьева все время красят в густо красный цвет и тем самым, в ходе непрекращающейся борьбы с коммунистической идеей, отсекают его от остальной части общества. Говорят, что он был идеологом КПРФ. Но это не так.
Каждый человек, если он честен, стремится к справедливости, думает не только о себе, но и об обществе и его будущем, уже по сути дела коммунист, даже если не читал Маркса и Ленина. В этом смысле Зиновьев — коммунист. И я тоже. Таким я был, когда состоял в КПСС, таким остаюсь поныне. Но называть коммунистом Зиновьева, который ревизовал Маркса, ненавидел Сталина, презирал Брежнева и Горбачева, крайне жестко оценивал многие стороны советской действительности, я бы не стал.
Каждый человек, если он свободолюбив, амбициозен и хочет реализовать свои способности, добиться в жизни чего-то серьезного своими собственными усилиями в соревновании с другими, по существу либерал, даже если не знает трудов Адама Смита, Хайека, Фридмэна. Зиновьев — это великий вольнодумец, интеллектуально абсолютно свободный человек еще в «Зияющих высотах» объявивший себя «государством из одного человека», то есть свободным как от всего общества, в котором жил, так и мирового сообщества. В этом смысле он не просто либерал, а суперлиберал в немыслимой степени. Я не знаю второго человека в мире, который делал бы такие заявления. Между тем, либерализм — враг коммунизма.
Могут ли в одном человеке уживаться коммунист и либерал? Я утверждаю: могут. Если тот и другой — либерал и коммунист — не фанатики, не фундаменталисты, не догматики. И опять же я сошлюсь на ближайший пример — на самого себя. Я могу считать себя либералом, потому что вот уже тринадцать лет живу и действую в условиях свободы и рынка и мне удается быть успешным, мне нынешние времена в принципе нравятся. Я говорю «в принципе» потому, что многое в российской действительности мне отвратительно и я с тоской вспоминаю о некоторых великих достоинствах социалистического прошлого. Я верю в компромисс, в возможность конвергенции социализма и либерализма. Более того, берусь утверждать, что иного варианта у человечества, оказавшегося на краю пропасти, уже нет. Необходим философский реализм, реалистическая философия, когда вынуждены вступить в диалог и найти общий язык вера и наука, рынок и плановость, сила и справедливость, богатство и бедность, война и мир. Я имею в виду силы и институты, их руководителей, стоящих за этими понятиями. «Или все спасемся, или все погибнем».
Если считать, что Зиновьев коммунист, то справедливо сказать, что он и либерал. Иначе он перечеркивает самого себя, отчаянно боровшегося за свое право думать и говорить то, что он хотел, жить так, как он прожил всю свою жизнь… Если из противоречия извлечь ненависть, то мыслимое враждебным может оказаться соединимым. Для этого люди должны не только прекрасно мыслить, но иметь прекрасные сердца, наполненные любовью и добротой к человеку и пониманием: или договоримся, или погибнем. Нереально? Романтично? Да. Но именно на поле вынужденного романтизма нас ждет спасение.
О судьбе социалистического идеала я думаю то же самое, что тридцать и двадцать лет назад. Идеал социальной справедливости, хотя бы относительного социального равенства и братства, неистребим и вечен. С уничтожением СССР и большинства других соцстран этот идеал заметно потускнел, но не исчез. Вся Европа в известном смысле представляет континент социализма. Ультралибералы считают США самой социалистической страной в мире. Конечно, во всех этих оценках много пустой риторики, но есть и правда. А вот социал-демократический Коминтерн, социал-демократические партии во многих странах — это действительный факт нынешней реальности. А недавно произошедшая национализация нефтяных и газовых месторождений в Боливии и Венесуэле? Это явный знак того, что латиноамериканский континент очень скоро может превратиться в вулкан социализма.
— Можно ли было, на Ваш взгляд, провести модернизацию советского общества без тех катастрофических и экономических социальных последствий, которые в результате произошли?
— Осуществить любую реформу без потрясений и ошибок, конечно, невозможно. Но так, как сделали это Горбачев и Ельцин… Небывалая в мире ошибка, небывалая в мире цена за реформы. Сколько бы ни пыжились, каждый из них, доказывая свое величие, неизбежность отступлений от якобы имевшихся у них «правильных» замыслов. Мне, например, ясно одно и главное: в обоих случаях страна оказалась в слабых руках безответственных людей.
По этому поводу я написал недавно небольшое стихотворение.
Ах, ты Русь — без конца и без края –
Что ж творишь ты, глумясь над собой? Ну, а я-то — зачем я рыдаю Над твоей непутевой судьбой? Все-то грусть и мечта тебя манят
В неизвестность и светлую даль… Поутру отыскал я в тумане Твою темно-вишневую шаль… И откуда в тебе эта «жаба»,
Словно злая болезнь завелась? И опять ты, как пьяная баба, Не тому мужику поддалась. И пьяна-то была ты не шибко,
Ну, а он был паскуда и враль… …Небывалая в мире ошибка. Безутешная в сердце печаль… — Каким Зиновьеву в последние годы виделось будущее России, и как он оценивал ее настоящее?
— На будущее России и русского народа Александр Александрович смотрел весьма мрачно. Он считал, что Россия будет развалена совместными усилиями изнутри и извне. На Путина он смотрел с надеждой. И я согласен с ним. В последние два года происходит нечто, что вселяет надежду на возвращение сильной и целостной России. Наша страна ни в каком смысле не имеет права находиться в роли гончего пса у ноги «охотника», в роли которого ныне выступают США. Вот это гибельный путь. Коль у нас сегодня не хватает сил, чтобы в полной мере противостоять США и их союзникам, то, как правильно говорил Зиновьев, «мы должны переумнить Запад». Это вполне возможно. Именно поэтому, видимо, Зиновьев не раз говорил, что был бы рад на сей раз ошибиться в своих прогнозах.
— А как выходить из того затяжного кризиса, в котором оказалась страна?
— Это вопрос, на который я для себя ответил в самом начале так называемых реформ в книге «Куда идти России», а потом размышлял все последующие годы. Назову только наиболее крупные работы: «Молодежь и молодежная политика» (2000 г.), «Образовательная революция» (2002 г.), «Негосударственные вузы: кризис самоидентификации» (2004 г.). Только что вышли сразу три книги: «Между будущим и прошлым. Социальная философия о Происходящем», «Образование. Молодежь. Человек» — сборник некоторых наиболее серьезных статей, опубликованных за последние пять лет, а также книга «Главный противник» — документы внешней стратегии и политики США. 1945-1950 гг. с моей большой вступительной статьей, в которой на основе анализа этих некогда совершенно секретных документов, а также истории холодной войны и постсоветского этапа, я показываю, что отношение США к России, также как и некогда к СССР, остается в сущности своей потребительски-паразитическим с налетом плохо скрываемых презрительности и враждебности. Пересказывать свои взгляды на будущее России я не стану — это попросту невозможно. Коротко скажу, что в последние два года и особенно месяцы Президент РФ Владимир Владимирович Путин говорит и делает именно то, что необходимо для возрождения нашей страны. Еще не все и не так решительно, как хотелось бы, но — лед тронулся.
Решение демографической проблемы тянет за собой весь узел социальных вопросов, как минимум тех, которые обозначены как Национальные проекты. Обеспечение национальной безопасности, в свою очередь, требует существенного пересмотра подходов и приоритетов во внешней стратегии и политике. Если власть сделает серьезные шаги по этому пути, это поднимет общенародный дух, вдохновит людей. А мы знаем, на какие жертвы и подвиги способен российский народ и прежде всего русский, когда речь заходит о защите Отечества.
Лично я вдохновлен Посланием Президента РФ Федеральному собранию и говорю: «Ура, Путин!.. Но это — только начало. Вперед и смелее!».
— В ельцинской конституции записано, что государственная идеология нам не нужна. Так ли это на самом деле? Какой, в самых общих чертах, представлялась Зиновьеву доктрина развития России?
— Это, конечно, глупость. Коммунизм — идеология. Либерализм — идеология. Социал-демократизм — идеология. Консерватизм — идеология. И так далее. Разные по содержанию, всеохватности и глубине, но все это — идеологии. Без внятной системы значимых для общества идей не может жить и развиваться никакая организация. Даже промышленная корпорация, вуз должны иметь некую внятную концепцию развития. Тем более — государство, партия и т. п.
Это ложь, что у российского государства нет идеологии. Была и есть — идеология либерализма. Власть не осмеливалась произнести это вслух, потому что это были не просто либеральные реформы, а разрушение страны под флагом ультра, сверх либеральных идей и лозунгов, осуществлявшиеся по указке США такими дикарями либерального фундаментализма как Гайдар, Чубайс, Кох и группа олигархов, которым, в принципе, глубоко наплевать на всякую идеологию — главное, чтобы не мешали воровать и обогащаться.
Что касается меня, то я считаю, что Россия, тем не менее, уже так далеко ушла в либерализм, что говорить о возврате назад и не следует, и невозможно. Даже какой-то слишком крутой поворот может привести к новым катастрофам. России следует идти по пути умеренного социального либерализма. Вот, кстати, момент философского реализма: классический либерализм не озабочен социальными проблемами, а тут предпринимается попытка соединить несоединимое «Социальный либерализм», что звучит почти как «социалистический либерализм». Парадокс? Абсурд? Фантастика? Нет, реализм. И Россия уже двинулась по этому пути. Другое дело, что впереди нас вновь ожидают совершенно новые, вновь еще никем в мире не решавшиеся проблемы. Мы вновь первопроходцы. Выход один: правильно формулировать задачи и находить оптимальные пути их решения.
У Зиновьева не было, насколько я знаю, никакой доктрины развития России. Другое дело, что он часто говорил о необходимости разработки новой общественной идеологии, считал, что создал собственную теорию социализма и свою теорию капитализма. Мы собирались обсудить этот вопрос на каком-нибудь заседании Русского интеллектуального клуба. Возможно, мы это сделаем, хотя в принципе на эту тему уже исписаны горы бумаги.
— Все знают Вас как успешного ректора, Президента Союза негосударственных вузов Москвы и Московской области, но Вы, оказывается, еще и исполнитель романсов… Вот и выходит, что широко развитый человек чаще добивается успеха?
— Я бы лучше сказал так: я — ректор успешного вуза, в чем, разумеется, есть и моя доля заслуги. По итогам Всероссийского конкурса качества образования в 2005 году, который проводился Министерством образования и науки РФ, наш университет занял первое место. Это — прекрасный показатель! Ведь из 80 вузов-участников этого конкурса, среди которых всего два вуза — негосударственные, была выделена десятка лучших, а из ее состава — четыре вуза стали лауреатами. В этой четверке мы — первые.
Однако ставить успехи в управлении вузом в прямую связь с исполнением романсов я бы не стал. Сталин, между прочим, в юности писал хорошие стихи, а Гитлер был художником. Главное в управлении — насколько морален, добродетелен человек, какие цели он ставит и какие средства использует в их достижении. Утверждаю: политика и мораль — вещи совместные… Да, я люблю музыку, немножко пою, люблю спорт, пишу стихи — на днях вышел сборник моих стихов и песен на мои стихи, написанных, в том числе, такими знаменитыми композиторами как Владимир Шаинский, Марк Минков, Георгий Мовсесян.
Но широко развитый человек (тут Вы правы) все же чаще добивается успеха. Ректор университета должен быть широкообразованным человеком по определению, ибо этого требуют объект и предмет управления: профессора и преподаватели как высокообразованные люди, огромное разнообразие специальностей и дисциплин, преподаваемых на различных факультетах. «Никто не обнимет необъятного», — это верно. Но чтобы грамотно управлять высокоинтеллектуальными людьми и такими сложными и многообразованными процессами, надо быть универсалом, я бы сказал, выдающимся дилетантом (слово дилетант в переводе с латинского — знающий». В древности звание дилетанта было почетным).
В МосГУ на 8 факультетах обучается сейчас около одиннадцати тысяч студентов и почти 800 аспирантов. Замечу: 80 процентов — это студенты очного отделения; у нас не было и нет ни одного филиала. Действуют шесть докторских и один кандидатский спецсовет, Колледж, Институт гуманитарных исследований, в котором семь Центров, в том числе, Центр имени А. А. Зиновьева, Международный институт ЮНЕСКО, Русский интеллектуальный клуб.
Уж если говорить обо мне как успешном ректоре, то успешно руководить вузом вот уже 13 лет мне, скорее всего, помогает мое разнообразное образование. Мое первое образование — техник-механик и инженер-механик плюс два года учебы в танковом техническом училище. Я изучал точные и естественные науки, технику 12 лет… Знаю журналистику не только как человек, много публиковавшийся в газетах и журналах, но и как главный редактор всесоюзного журнала. У меня есть специальность «дипломат» — я закончил Дипломатическую академию Министерства Иностранных дел СССР. Кандидат исторических наук, доктор философских наук. Заведовал отделом научно-исследовательского центра, был заместителем директора и 10 лет — директором этого центра. Опубликовал более 20 книг и свыше 500 статей, в том числе и по вопросам образования. Именно поэтому в управлении вузом для меня в принципе нет больших тайн ни в одной из областей, которыми я управляю. Другое дело, что во всяком деле есть тонкости и детали, которые я знаю плохо или не известны мне вообще. Но у меня прекрасные заместители, которые прекрасны в том числе и потому, что знают: мне «втереть очки» невозможно.
— И, наконец, Ваш завет России, ее системе высшего образования.
— Заветы оставляют люди, уходящие на тот свет или покидающие свой пост. Я пока никуда не собираюсь. До истечения ректорских полномочий у меня еще много лет. Дай бог здоровья…
Системе российского образования ничего пожелать не могу, кроме того, чтобы она стала именно Системой, а не конгломератом образовательных заведений, как ныне, не этаким сундуком, в котором в кучу свалены старое барахло, новомодные никчемушки, дорогие вещи и подлинные драгоценности. Органы управления образованием должны разложить все элементы системы по своим местам, а кое-что просто выкинуть на помойку. Надо решительно поддерживать те вузы, независимо от их организационно-правового статуса, и тех ректоров, кто не болтает о качестве образования, а действительно старается его повысить и добивается успехов.
Что касается реформы образования, то я по-прежнему считаю, что она подчинена второстепенным и третьестепенным вопросам типа ЕГЭ, съедает огромные деньги, вносит дезорганизацию в образовательный процесс, отвлекает внимание от главного: содержания и предмета образования, где таятся главные резервы качества.
Я, конечно, за то, чтобы использовать все лучшее, что есть в европейском и американском образовании. И только. Но — никакого копирования и слепого подражания. Я знаю университеты США, Канады, Швеции, Франции, Китая и многих других стран. За последний год я бывал в университетах Брюсселя, Барселоны, Парижа, Оксфорда. Нет там ничего сверхособенного, кроме того, что это старые университеты с богатыми традициями и хорошим бюджетом. Стоит сказать, что многие профессора в Европе очень нервно реагируют на Болонский процесс, жалуются на резкое падение качества образования из-за снижения качества «исходного материала» — абитуриентов, что является, прежде всего, падение качества обучения в школах, и не хотят внедрять американские стандарты образования.
Давайте же и мы, русские, уважать себя — свой ум, свой опыт, свои традиции; верить в то, что российское образование и сегодня (не говоря уж о вчерашнем, советском) не такое плохое, как нам пытаются не без умысла внушить некоторые западные «коллеги» и некоторые российские предприниматели, которым нужны не умные, всё понимающие работники, а хорошо натасканные «шурупчики» и «винтики», которых сегодня принято называть «специалистами».
Жить в мире повсеместного хаоса, ускоряющихся перемен, все большей неопределенности и все меньшей предсказуемости, сопротивляться манипуляциям сознанием может только действительно образованный человек. И это — не узкий «специалист», не «человек-винтик», «человек-элемент», «человек-функция». Понимание Сложности, постижение Сущностей и Смыслов происходящего в мире — вне компетенции таких людей.
Для понимания Происходящего и успешной жизни необходимы универсальность знаний, социальная мудрость и благовоспитанность. Образованность человека — это то, что остается, когда все выученное и сданное им в школе и вузе забывается. Что же остается? Способность к творчеству, понимание незаместимой ценности знания, представление о том, какие знания нужны в каждый данный момент, где и как их найти.
Именно такой образовательный идеал и реализует Московский гуманитарный университет. Наша цель — действительно образованный человек с действительно высшим образованием. Мы хотим образовать человека не только знающего, но и понимающего, не только обученного, но и воспитанного. Мы готовим человека не только к работе, а к долгой жизни, в течение которой он может поменять много работ и всякий раз обрести себя вновь благодаря тем качествам, которые были заложены в нем в «Альма Матер».
Миссия эта — крайне трудная. Но мы не ждем, когда кого-то из великих людей посетят великие мысли и нам скажут, что и как делать. Мы думаем сами и действуем, неизменно добиваясь успеха. Большие изменения и победы начинаются с маленьких инициатив. Зажечь во мраке свою Звезду — дело каждого учебного заведения.
Источник: Ильинский, И. М. Из заветов Александра Зиновьева: Мы должны переумнить Запад // Вузовский вестник. - 2006. - № 11.
ХХ век: кризис понимания
Ильинский И. М.
ректор Московской гуманитарно-социальной академии,
доктор философских наук, профессор,
академик Российской академии гуманитарных наук,
Российской академии естественных наук
Стоит пояснить присутствующим, почему эта конференция, посвященная 80-летию А.А.Зиновьева – выпускника МГУ им.М.В.Ломоносова, в свое время – до высылки из СССР – заведующего кафедрой логики этого университета, сотрудника Института философии РАН, члена редколлегии журнала «Вопросы философии» и т.д. и т.п. – сегодня проходит в стенах МГСА. Это не случайно.
Еще в 1998 году, когда мы встретились с А.А.Зиновьевым в Кишиневе на Международном форуме и Александр Александрович рассказал мне о своем намерении вернуться из Германии в Россию, я предложил ему обосноваться в нашей Академии. Он принял это предложение. В МГСА создан Исследовательский центр А.А.Зиновьева, Школа социальных исследований А.А.Зиновьева, Русский интеллектуальный клуб, одним из «отцов – учредителей» которого он является, а теперь (после смерти Н.Н.Моисеева – первого президента этого клуба) возглавляет его. Ныне МГСА – это главная трудовая пристань А.А.Зиновьева. Здесь находятся его рабочее место, здесь в отделе кадров хранится его трудовая книжка.
Когда 6 ноября я сказал обо всем этом в МГУ, где проходило чествование А.А.Зиновьева, некоторые из присутствовавших удивились и даже малость возмутились: «Как так?.. Зиновьев принадлежит МГУ, преподает в университете!» Но факт остается фактом: А.А.Зиновьев – штатный работник МГСА, а во всех других заведениях – совместитель.
При этом я хочу подчеркнуть, что никто не собирается «приватизировать» Зиновьева, ибо он – из разряда единиц, составляющих национальное достояние России. Кто-то скажет, что нынче все возможно: даже нефть, газ, уголь, металлы и другие ископаемые материалы «вдруг» оказались в частных руках. Но Зиновьев уже давно сам себя объявил «суверенным государством, состоящим из одного человека». Это надо понимать.
Теперь позвольте перейти непосредственно к теме выступления.
I.
Если оставить в стороне грандиозные успехи и фантастические достижения ХХ века, которые общеизвестны и несомненны, то второй составляющей совокупного итога этого века является огромный комплекс острейших проблем. Многие из этих проблем уже давно утратили национальную и даже региональную окраску, получили название глобальных. Эти проблемы также хорошо известны, как известно и то, что при дальнейшем обострении они угрожают человечеству катастрофическими последствиями вплоть до его гибели.
Из выдающихся русских мыслителей, кто видит мир и будущее в таком свете, я назову только тех, кто многократно выступал в этом зале: Н.Н.Моисеева, возглавлявшего, как я уже сказал, Русский интеллектуальный клуб нашей Академии, и А.А.Зиновьева – юбиляра и нынешнего президента этого Клуба.
Есть ученые, которые полагают, что это апокалиптический взгляд на будущее и он неуместен. Так думает, в частности, видный российский ученый С.П.Капица, который также неоднократно участвовал в дискуссиях за этим столом. По его мнению, основной глобальной проблемой человечества следует считать рост населения, который порождает все остальные, в том числе антропогенные изменения окружающей среды, возможное исчерпание ресурсов, сам факт ускорения развития. В росте численности населения он видит меру развития во всех измерениях (Капица С.П. Сколько людей жило, живет и будет жить на земле. М., 1999, с.31). На основе собственных расчетов С.П.Капица утверждает, что рост населения планеты в середине ХХI века прекратится, начнется его падение, а вместе с этим «уменьшатся, если не исчезнут причины больших войн» (там же, с.184). Иначе говоря, острота глобальных проблем резко уменьшится, а значит отпадет и вероятность самоуничтожения человечества.
Споры идут, а положение дел в мире, между тем, не улучшается, а обвально ухудшается. Это со всей очевидностью подтвердила, в частности, недавно проходившая в Йоханнесбурге под эгидой ООН Всемирная встреча по проблеме устойчивого развития. Многие назвали этот саммит «Рио минус 10», имея в виду, что десять лет после известной конференции 1992 года «Окружающая среда и развитие» в Рио-де-Жанейро, на которой лидеры 179 стран признали, что действующая парадигма развития человечества полностью исчерпала себя и необходимо ускоренно переходить на новый путь развития, – эти десять лет жизнь продолжала идти по схеме «как было», десятилетие потеряно и новая встреча по тому же самому поводу не имела успеха.
Почему же человечество, знающее о грозящей ему смертельной опасности, словно околдованное, все быстрее мчится навстречу гибели? Дело в том, на мой взгляд, что ХХ век оставил нам в наследство еще одну глобальную проблему – неосознанность происходящего, кризис понимания. По-моему, это самая главная из всех глобальных проблем – проблема № 1. Ибо, как известно, все, что происходит в социуме – как плохое, так и хорошее – сначала возникает в человеческой голове.
Давно замечено, что проблема понимания встает тогда, когда разрушается реальное понимание происходящего (действительности), что случается это в ситуациях научных революций, смены идеологических парадигм, угрозы полной невозможности использовать имеющийся человеческий опыт и т.п. (см. напр.: Загадка человеческого понимания, М., Политиздат, 1991, с.с. 5, 17, 26 и др.). Иначе говоря, проблема понимания носит прежде всего практический характер. Понимание служит созиданию и в этом смысле является условием выживания человечества. Научные дискуссии по поводу проблемы понимания продолжаются многие столетия, но всякий раз, когда непонимание происходящего в обществе достигает критической точки, возникает потребность прорыва в постижении действительных смыслов социальных явлений и событий не только выдающимися учеными и политиками, но и массами, из которых они рекрутируются.
Если говорить о причинах, которые привели человечество к нынешнему кризису понимания, то они заключаются в том, что темпы, скорость, сложность и масштабы событий и перемен, которые происходили во всех областях общественной жизни на протяжении ХХ века, особенно во второй его половине, превзошли нашу способность понимания происходящего как на коллективном, так и (тем более) на индивидуальном уровне. Речь не только об обыденном, но и о научном сознании; не только о миллиардах обывателей, но и тысяч тех, кто стоит во главе государств и правительств, политических и общественных, в том числе международных организаций, ТНК и т.п. - всех, кто участвует в принятии судьбоносных решений.
Сущность кризиса понимания (я говорю о социальных процессах, о гуманитарной сфере), на мой взгляд, определяется в нескольких измерениях.
1. Мы все хуже понимаем происходящее в новейшей истории вследствие нарастания хаоса и абсурда.
2. Мы не понимаем, что мы не понимаем - и прежде всего потому, что не хотим признать этот факт, не хотим понимать.
3. Мы не понимаем, что мы не понимаем. В обществе происходит много такого, что пока находится за пределами понимания.
4. Мы не понимаем, что мы должны понять. Нам известны многие вызовы и угрозы будущего. Но нет полного понимания их смертельной опасности, а потому нет предотвращающих ее адекватных действий.
Эти выводы могут показаться парадоксальными. Ведь ХХ век – век научно-технической и информационной революций, век компьютера и интернета, невероятно увеличивших возможности человека знать и понимать. Мы уже давно говорим не о нехватке, а об избыточности информации. Но именно отсюда и берет свое начало кризис понимания.
Скорость и темпы нарастания объемов информации о множестве разноплановых и быстроменяющихся, в основном сенсационных, а среди них - прежде всего катастрофических и криминальных событий, как это мы видим на примере России, сеют в душах и умах людей хаос и смятение. Человек все больше лишается внутреннего спокойствия, внутренней тишины и сосредоточенности, без которых невозможна интеллектуальная деятельность – размышления и понимание. Более того, в условиях, когда личностные защитные механизмы не срабатывают, ослабевают импульсы для самостоятельного генерирования новых знаний и самостоятельного поиска существующих смыслов, что и представляет собой процесс понимания. В этой ситуации человек оказывается особенно предрасположенным к внешнему воздействию и влиянию, восприятию разного рода штампов, клише, стереотипов, мифов, образцов поведения, которые, как мы видим, ему агрессивно навязывают СМИ: телевидение, радио, видео, СD и интернет.
Тем не менее на обыденном уровне сложилось представление, что мы сегодня очень много знаем, а значит если не все, то многое понимаем. На первый взгляд, так оно и есть. Но спросим себя: «Чтó мы знаем?» сплошь и рядом мы знаем слова и названия явлений, событий, процессов, но не их содержание, не глубинный смысл, то есть сущность. В данном случае мы говорим о подмене знания сущности предмета знанием его названия, которое принимается за понимание. На самом деле это иллюзия знания, иллюзия понимания.
Между тем, радио и телеэфир, страницы газет и журналов сегодня забиты множеством сложных по своему содержанию слов и выражений - «рыночная экономика», «глобализация», «международный терроризм», «новый мировой порядок», «наступление НАТО на Восток», «образование XXI века» и другими, которые определяют содержание нашей жизни. Эти слова и термины знают все. Но в чем их действительный смысл, абсолютное большинство не понимает, хотя редко кто согласится с этим: «Как же так: я имею высшее образование и не понимаю?!»
Понимание – это синоним творчества, это творческий процесс, это огромный труд. Тем более, когда речь идет о постижении смысла глобальных явлений и процессов типа тех, которые я только что назвал. Далеко не все готовы перетрудиться, чтобы понять то, что не входит в круг их непосредственных служебных обязанностей, не приносит прямой пользы. Итог?
Здравомыслящий человек давно понял, что далеко не всякая информация полезна, что «многознание уму не научает». Налицо уже бегство не только от свободы, но и от информации и «лишних» знаний. Хаос и абсурд происходящего ведут к разрушению целостности личности, уничтожению в человеке человеческого, в частности, его стремления познавать и понимать. Бедность и нищенское существование миллионов низводит их до такого состояния, когда жизнь понимается как физическое выживание, а спасение видится в том, чтобы не напрягать ум, душу и организм – не видеть, не слышать, не знать, не понимать самому, слепо принимая навязываемую извне точку зрения.
Около тридцати лет назад Э.Тоффлер писал о том, что человечество погибнет скорее не от нехватки сырьевых ресурсов и пищи, а от психологической перегрузки. Тогда он имел в виду новую социальную болезнь – шок от будущего. С тех пор многое в мире изменилось и ухудшилось.
Сегодня в России можно смело говорить о шоке от настоящего и прошлого, от абсурда происходящего вообще.
Социальный хаос (а значит, хаос в мыслях и душе человека) в мире и особенно в России с каждым годом нарастает. До какой поры это может продолжаться? Сколько хаоса в обществе можно допустить? Ведь психические возможности человека не беспредельны. Сколько хаоса он может вынести? Парадокс состоит не только в том, что на эти вопросы не существует ответа и его никто не ищет. Появились научные теории, которые, если их чуть неточно проинтерпретировать, чуть неверно понять, могут подтолкнуть мысль к абсолютизации «нестабильности» (неустойчивости), «самоорганизации», «открытости», «случайности», «хаоса», «флуктуаций», «бифуркаций», «диссипативных структур» и т.п. Я имею в виду выдающиеся труды Нобелевского лауреата И.Пригожина. Конечно, неустойчивость (нестабильность) далеко не всегда зло, ее нельзя воспринимать лишь негативно. Это не досадная неприятность, подлежащая устранению. Полная устойчивость и равновесность, т.е. полный покой – это состояние смерти. Только в неустойчивом положении система движется и развивается. Без неустойчивости нет развития. Соблазнительно сказать, что неустойчивость – это и есть развитие.
Но если и в самом деле неустойчивость отождествить с развитием, признав ее тем самым главным свойством всех систем (в данном случае, напомню, мы говорим о социальных системах), то в мире (и без того предельно хаотичном) хаос воцарился бы вместо порядка, пришлось бы забыть о таких понятиях как «прогноз», «программа», «план», «организация», «контроль», «управление» и т.д. Общество и государство, вся общественная жизнь распались бы.
Мы должны все же понимать, что случайность не отменяет закономерность. Если мы желаем устранить беспредел, упорядочить хаос нашей жизни, то задача состоит вовсе не в том, чтобы поменять их значимость местами, а понять закономерность случайности и ее действительную роль в социальном мире. И сколько бы не восхваляли хаос, ясно, что люди тоскуют по порядку и всегда будут идти к нему, желая понять причины, мешающие им достичь своей цели. Нестабильность не сможет отменить и заменить детерминизм. Они предполагают друг друга, определяются друг через друга.
Когда я слышу призывы «разрушить уходящий в глубокую древность стереотип страха перед хаосом, увидеть красоту и конструктивность хаоса», «понять разрушение как креативный принцип, а страсть к разрушению как творческую страсть» (см.: Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. М. - Спб, 2002, с.65), то мне кажется, что научные книжки стали писать наивные люди, не способные увидеть и понять даже то, что происходит за окном их дома, не говоря уж о лежащей в руинах огромной стране; люди, не умеющие управлять даже собой, но тем не менее, отчаянно рассуждающие о том, «как управлять, не управляя», «как преодолевать хаос, его не преодолевая» (там же).
«Ничего слишком» - говорили древние. Сегодня, когда мир и мысль находятся в разломе, исследователю и просто мыслящему человеку чрезвычайно необходимы взвешенность суждений, чувство меры в делах.
«Дерзайте понимать!», - призывал когда-то Кант. Сегодня надобно сказать по-другому: «Мужайтесь понимать!» Ибо сегодня понимающий человек зачастую сталкивается с такими адскими идеями, такими ужасающими доктринами и мыслями, что от них можно просто свихнуться. Чтобы этого не случилось, одни люди сознательно, другие инстинктивно включают защитный механизм своего организма: прекращают попытки знать и понимать: «меньше знаешь – крепче спишь»; «многие знания – многие печали». Сегодня чтобы понимать, надо иметь не только неуемное стремление и недюжинный интеллект, но именно мужество и особо крепкую психику. Поэтому задачу понимать происходящее до конца ныне берут на себя совсем немногие и они выглядят на общем фоне, как правило, людьми «ненормальными», производителями «страшилок» и т.п. В этой роли выступал академик Н.Н.Моисеев. Сначала (в середине 70-х годов), когда представил миру свои расчеты об итогах возможной полномасштабной атомной войны и выдвинул концепцию «ядерной зимы». В том случае не прислушаться к «страшилке» было просто невозможно. Итогом на некоторое время стала гонка разоружений – «detante». Потом Моисеев писал о грядущей экологической катастрофе. Итог – замалчивание, скепсис, ирония.
В этой же роли уже многие десятилетия выступает и А.А.Зиновьев, которого мы сегодня чествуем и о котором еще будем говорить.
Есть и другие очевидные факты и явления, которые, на первый взгляд, противоречат утверждению о кризисе понимания. Взять, например, такое очевидное достижение ХХ века как доступность и массовизация образования. С 1970 по 1995 год количество студентов в мире с 12 млн. увеличилось до 83 млн. человек, то есть в 6 раз! В России около 90% из 1 млн. 100 тыс. выпускников школ поступают в вузы. Казалось бы: чем больше масса знающих людей, тем выше (при всех оговорках) уровень понимания картины мира и ныне происходящего. Логично? В определенной мере – да.
Но эту, безусловно, позитивную тенденцию надо рассматривать в тесном единстве с другими: тенденцией все более узкой специализации образования, тенденцией наступления воинствующего рационализма, тенденцией постепенного вытеснения из учебных программ фундаментальности, тенденцией выдавливания из учебных программ гуманитарно-социальных дисциплин и замещения их естественно-научными, информатикой, изучением иностранных языков и т.п. Споры «физиков» и «лириков», полушуточные высказывания типа «есть науки естественные и противоестественные, т.е. общественные», которые имели место на протяжении всего ХХ века, привели к совсем небезобидным последствиям. Ныне общество все более представляет собой собрание «специалистов» – высшего разряда ремесленников, из которых формируется аппарат управления обществом и государством, многомиллионное сословие чиновников, управляющая элита, принимающая судьбоносные решения и осуществляющая их.
Специалист, конечно же, нужен, и он хорош в своем деле на своем месте. Но он сплошь и рядом имеет фрагментарное, крайне ограниченное представление о действительности, смотрит на мир и жизнь через щель своей специальности, не понимая жизнь как таковую, а иногда теряет представление о том, какие результаты приносит его труд: позитивные или негативные. Ибо он – «винтик», «функционер» в огромной машине, об устройстве и смысле действий которой он не имеет представления. Не должен. Не хочет. В конце концов это не является его прямой задачей.
К.Поппер, рассуждая о проблеме понимания, очень точно заметил: «Нет сомнения, что в современном естествознании слишком много специализации и слишком много профессионализма, придающих ему не-человеческие (inhuman) черты, но, к сожалению, это почти так же верно для современной истории или психологии, как и для естественных наук» (К.Р.Поппер. Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002, с.181). Он же пришел к заключению, что «специализация несет в себе собственное поражение» (там же, с.179).
Почему? ХХ век ознаменован неимоверным усложением всех сфер общественной жизни, их переплетением, взаимопроникновением. Проблемы экономические, технические, социальные и т.п. сегодня настолько тесно переплетены и взаимосвязаны, что каждая из них является одновременно и экономической, и политической, и социальной, и психологической. И это чрезвычайно усложняет ситуацию и задачу их понимания. Однако действует традиционное представление, что все проблемы по-прежнему можно обсуждать изолированно друг от друга, не спеша решать по отдельности, последовательно («поднимем экономику – улучшим образование» и т.п.). Для решения нынешних проблем, носящих комплексный характер, необходима опора на очень разные науки и теории. Специалист же, как об этом хорошо сказал Козьма Прутков, «подобен флюсу: полнота того и другого одностороння».
Парадокс: чем больше мы знаем, тем меньше понимаем. Мы все глубже проникаем в суть частного и особого, но нам все больше не хватает понимания общего и целого. Все больше ремесленников, все меньше людей широкообразованных, эрудитов, не говоря уж об энциклопедистах. Очень много «силовиков», слишком мало «мозговиков».
Общество попало в психологическую ловушку. Нам кажется, что если мы обладаем огромным и все растущим объемом информации, все увеличивающейся массой обученных людей, да еще с так называемым «высшим» образованием, то нам все ясно и понятно. Просто не может быть непонятно.
Человек настолько уверовал в идею о всемогуществе своего Разума, что даже мысли не допускает, что может что-то не понять. «Человеком понимающим» полагает себя едва ль ни каждый, кто умственно здоров. Тем более, если он занял какую-то значительную позицию в системе управления обществом или государством, да еще каким-то образом приобрел ученую степень, да еще заимел много денег.
Пагубная самонадеянность! Она основана на уверенности в том, что любые проблемы можно решить количеством. Существуют иллюзии, что мы можем понять и решить все, что угодно, если создадим научные институты, лаборатории и т.п., изберем парламент, назначим «хорошее» правительство, если навалимся на проблему сообща, начнем решать ее «демократически» - голосованием. Увы…
Уместно сказать еще об одном факторе, предопределившем кризис понимания в ХХ веке: хорошо налаженное производство и изощренное внедрение в массовое сознание заведомо ложного знания. В новейшие времена древние софисты обрели в лице многих философов, историков, социологов, политологов, писателей и журналистов лучших учеников за всю историю человечества. Такой размах софизма им не снился.
ХХ век оставил нам в наследство новую и богатую мифологию, в которой неразличимо сочетаются реальность и вымысел, истина и ложь, сдобренные изрядной порцией паранойи. И это не только национал-социалистический миф крови и мифы сталинской эпохи. Это миф о «невидимой руке рынка», якобы самоорганизующемся экономическом пространстве, на основе которого вырос рыночный фундаментализм. Это миф о «конце истории» и бесконечном во времени торжестве идей либерализма. Это миф о благах, которые якобы несет с собой глобализация по-американски. Это мифы о войне цивилизаций и международном терроризме, первопричиной которого якобы являются исключительно исламский экстремизм, но никак не все более нарастающая социальная несправедливость и социальное неравенство между странами и людьми.
Я называю всего несколько мифов, ибо они составляют несущую конструкцию, на основе которой создаются десятки других мифов и мификов, работающих на главную идею ХХI века – создание Нового мирового порядка.
Разобраться в глубинах многих фундаментальных мифов не так-то просто. На их обоснование работают исследовательские институты, центры, лаборатории, в виде аксиом их вдалбливают молодым в классах и учебных аудиториях, по радио и с экрана телевизора. Мифы окутывают все формы нашей жизнедеятельности. При этом неудовлетворяющие стороны действительности, которые складываются в результате ложных посылов, относятся на счет неизбежных ошибок и издержек практической деятельности. Как можно сомневаться, если так думают и говорят все?
Вот, скажем, один из самых больших по значению, фундаментальный миф о «невидимой руке рынка», который опирается на авторитет А.Смита и в понимании фанатиков рыночной экономики представляет полупародию его взглядов.
Да, Смит полагал, что общий позитивный результат человеческой деятельности в сфере экономики есть сумма свободных и конструктивных действий отдельных личностей. Эта истина находит свое практическое воплощение в достаточной мере независимо от индивидуальных намерений, воли и поступков, некоторые из которых могут быть ошибочными. Но если большинство действий все же имеет позитивный результат, то и совокупный итог будет иметь положительное значение. Каждый действует по своему разумению, на свой страх и риск, не зная, что и как делают миллионы других хозяйствующих субъектов, а результат положительный, прогресс на лицо. Вот в чем заключается «невидимость», «автоматизм» рыночных отношений. Словно бог направляет мысли и водит руками миллионов людей. Красиво. Эффективно. Что еще надо?
Но дело в том, что А.Смит полагал при этом, что такой способ мироустройства требует от человека не просто естественного (свободного) поведения, но и следования должному, которое заключено в правилах общественной морали и нормах закона. «Каждому человеку, пока он не нарушает законов справедливости, - писал А.Смит, - предоставляется совершенно свободно преследовать по собственному разумению свои интересы и конкурировать своим трудом и капиталом с трудом и капиталом любого другого лица и целого класса» (Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 1962, с.497). Таким образом, у «невидимой руки» есть жесткое ограничение: справедливость. Эта моральная категория определяет пределы свободы действий предпринимателя. Общественная мораль – вот что, согласно А.Смиту, должно лежать в основе экономики.
Но что происходило на протяжении столетий и что мы видим сегодня? Идея поставлена с ног на голову. Властвуют своеволие, беспредел, жизнь протекает под лозунгом «только бизнес – соль, остальное – ноль». Российская экономика (и не только) строится вне истины и любви, носит в сути своей антиобщественный характер; предприниматели попирали и беззастенчиво попирают именно законы справедливости. Итог? Мир на грани гибели, отказывается от этой философии развития.
Понимается ли это самим обществом? Только его частью. Большинство по-прежнему убеждено, что в этом вопросе все давным-давно ясно, что тут просто нечего понимать; что «все идет как надо», мы «вписываемся в цивилизованный мир», который давно живет по законам, берущим начало от времен Адама Смита. Наука расширенно воспроизводит этот миф, школы и вузы вдалбливают его в сознание все новых и новых поколений. Отказываясь понимать, люди самовольно строят мир, в котором ложная демократия и обманчивая свобода парадоксальным образом сочетаются с утонченным рабством и усиливающейся социальной несправедливостью.
В таком же духе можно препарировать миф о глобализации, миф о международном терроризме и другие.
Скажу о некоторых следствиях, к которым ведут бегство от знания и понимания, иллюзорное знание, новое мифотворчество и новый софизм.
На мой взгляд, ХХ век со всей очевидностью и в невероятных масштабах продемонстрировал способность человека осуществлять отрицательную деятельность, то есть деятельность не во благо, а в ущерб. Я не стану говорить о Первой и Второй мировых войнах, о ВОСР, случившихся в ХХ веке. Это войны. Они предполагают деятельность такого рода, ибо война – это разрушение с целью уничтожения противника. Но вот нынешние «реформы» в России. Если не собирать по крохам сомнительные успехи и «достижения», то в общем и целом, в главном и основном они носят для страны разрушительный характер. Для огромного множества людей, в частности, и для меня, это несомненная истина. Это значит, что основную часть всей совокупной реформаторской деятельности – от их замысла до воплощения – надо признать отрицательной. Нельзя не заметить также, что эта отрицательная деятельность осуществляется за счет как предшествующих поколений, результаты труда которых уничтожаются, так и будущих поколений, созидательная деятельность которых затрудняется, а возможности улучшения жизни за счет собственных усилий ухудшаются.
Посмотрите на нашу экономику, где следы этой деятельности заметней всего. В итоге «реформ», на мой взгляд, экономика России уничтожена. Мы имеем дело с каким-то странным монстром, который почти ничего не производит, но именуется экономикой. Во главе множества хозяйственных структур, в том числе федеральных, стоит агрессивно-невежественное меньшинство людей, которые чрезвычайно активны и последовательны в достижении своих целей. Но если говорить о сути их деятельности, то это деятельность отрицательная, ибо их работа представляет собой производство вреда, создание отрицательной стоимости.
Люди, для которых разрушение было смыслом жизни, встречались в истории нередко. Но в таком множестве, как в ХХ веке, - никогда. Нацисты в Германии. Организаторы массового террора в СССР. Были ли эти люди людьми? Можно ли назвать их личностями? Наверное, да. Ведь они были по-своему умны, исключительно работоспособны. Но это личности с извращенными умом и душой, искаженными ценностными ориентациями и моральными нормами, среди которых отсутствовали понятия совесть, честь, жалость и т.п. Большинству из них не знакомы переживания по поводу содеянного, зато характерна звериная озлобленность ко всем, кто думает и чувствует, понимает мир не так, как они.
Но разве личности такого рода исчезли с политической сцены? По-моему, их сегодня в нашей стране никак не меньше, чем пятьдесят-шестьдесят лет назад. Более того, их, как и тогда, пытаются возвеличить, именуют «гениями организации» и т.д. На самом деле это так называемые инфернальные (дисгармоничные) личности, рыночные фундаменталисты, фанатики. Как всякие фундаменталисты и фанатики, они не способны воспринимать никакую иную истину, кроме той, которая овладела их умами.
Парадокс заключается в том, что многие люди идут за ними, все-таки верят в то, что «российская экономика на подъеме». Почему? Человек легче воспринимает то, на что надеется, чего не знает и не понимает. Тем более, если непонятное объявляется «новым», «передовым», «цивилизованным», если все делается «как у всех», тем более – «как у них».
Однако российская «экономика» – не что-то исключительное; это всего лишь частное проявление общемировых процессов, методично организуемой и управляемой глобальной экономической игры, в которой все козыри как раз у «них», на «той» стороне. В то, что это именно игра, а по сути дела мировая война нового типа, тему которой мы обсуждали на одном из заседаний Русского интеллектуального клуба, абсолютное большинство населения поверить не может и не хочет: уж слишком все непривычно, откровенно, цинично и просто выглядит. Но подлинная истина всегда носит простые и грубые одежды.
Между тем, еще в 1968 году З.Бжезинский, тогда помощник президента США по национальной безопасности, одним из первых выдвинул идею о создании системы глобального планирования и долгосрочного перераспределения мировых ресурсов. (Brzezinski Z. America in the Technologic Age // Encounter, Vol. XXX, January, 1968; idem. Between Two Ages. America’s Role in the Technotronic Era. N.-Y., 1970). Уже в те годы, более тридцати лет назад, когда еще шла «холодная» война и СССР был силен и могуч, США определили новые ориентиры мирового развития на свой манер. Во-первых, речь шла о замене демократии господством элиты. Бжезинский полагал, что развитие должно сопровождаться «постепенным появлением все более контролируемого и направляемого общества, в котором будет господствовать элита… Освобожденная от сдерживающего влияния традиционных либеральных ценностей, эта элита не будет колебаться при достижении своих политических целей, применяя новейшие достижения современных технологий для воздействия на поведение общества и удержания его под строгим надзором и контролем» (Brzezinski Z. Between Two Ages…, p.252). Во-вторых, говорилось о формировании наднациональной власти на основе объединения индустри-ально развитых стран в своего рода элитарный клуб. Ежегодные совещания «семерки», в которых России с некоторых пор отведена роль «восьмерки». И мы видим, что задуманный более тридцати лет назад проект осуществляется более, чем успешно.
В России и во многих странах сформировалось четвертое сословие, состоящее из финансовых магнатов, банкиров, торговцев, наркодельцов, государственных чиновников-коррупционеров, владельцев СМИ, игорных домов, шоу-бизнеса и прочего жулья, которое сосредоточило в своих руках огромные финансы, «спонсирует» выборные кампании, лоббирует нужные ему законы, т.е. определяет образ жизни всего социума, формирует в обществе выгодную ему мораль.
Мировая экономическая система во многом уже построена. Завершению ее создания мешает то, что отсутствует легальная мировая политическая система – мировое правительство. Некоторые полагают, что фактически оно уже существует («семерка», разные клубы и т.п.). Но если это и не так, то совершенно очевидно, что ныне мы являемся свидетелями активнейших попыток создать его.
Именно в этом ключе надо рассматривать ту деструктивную, отрицательную деятельность, о которой я говорил. Она носит не стихийный, а планомерный, контролируемый и управляемый характер. По этой схеме с помощью специально созданных инструментов (МВФ, ВТО, МБ и др.) разрушаются государства, организуется хаос как внутри отдельных стран, так и в международном масштабе с тем чтобы в зоне кризисных ситуаций контролировать не только экономические, но и политические процессы, всю социальную среду. По типу «внешнего управления» в обанкротившихся банках и фирмах действует система глобального менеджмента, глобальных политических технологий.
Одно из многих свидетельств этого - парадоксальное понятие «принуждение к миру», которое нам оставил ХХ век. Демонстрация этого принципа состоялась на Балканах. Ближайшая возможность увидеть это – «разоружение» Ирака. Уже вброшена в общественное сознание идея о «принуждении к миру» чеченских боевиков и российского федерального центра.
Вновь скажу: проблема понимания актуальна ныне как никогда с тех пор, когда тысячелетия назад, еще в эллинскую эпоху, возникла герменевтика – искусство толкования текстов классической древности, Библии, учение о принципах интерпретации. Сегодня в кризисе понимания находит свое выражение системный кризис бытия человечества «вообще». Продолжать не понимать происходящее – значит продолжать погибать. Понять – значит спастись.
Как всегда бывает в тех случаях, когда обозначается та или иная проблема, тут же возникает вопрос: «Что же делать? Как ее решить?»
Сверхсложная, адски трудная задача, которая не может быть решена разом, быстро и повсюду. Человека можно принудить повиноваться, но невозможно заставить думать и понимать, если он не захочет этого сам. Тем более, человека, которого сегодня, на мой взгляд, сознательно отучают думать и понимать: в ситуации дележа собственности и власти думающий и понимающий народ правящей элите совершенно не нужен. Ситуация по своей сути становится все более похожей на ту, которая существовала в Древней Спарте, когда около 30 тысяч спартанцев управляли 350 тысячами илотов – рабов и ремесленников.
На мой взгляд, главное условие преодоления кризиса понимания – образовательная революция, смысл которой не столько в совершенствовании форм и методов передачи знаний, новых образовательных технологий и механизмах финансирования (как это представляется нынешним реформаторам образования не только в России, но и в других, в том числе ведущих странах мира), а в переосмыслении миссии образования, которая видится мне спасительной; в определении новых областей знаний и создании новых учебных дисциплин, дающих знание и понимание смысла вызовов и угроз, следствием которых может быть мировая катастрофа; в расширении предметности обучения (которое сегодня сводится к овладению определенной суммой знаний, навыков и умений) за счет прибавления к этим целям обучения пониманию.
Если мир стал сложней, то человек должен развить свои творческие способности до такой степени, чтобы справиться с этой сложностью, упростить ее. Если скорость и темпы общественного развития нарастают, значит и человек должен думать с бóльшей скоростью и точностью. Если объемы информации нарастают лавинообразно, то и человек должен расширять возможности своего интеллекта.
Возможно ли это? Возможно. Давно доказано, что люди обычно используют не более 10 процентов возможностей своего мозга, даже когда думают с максимальным напряжением. Не более! Большинство – и того меньше. Как получить доступ к оставшимся 90 процентам умственного потенциала? Развитию и использованию всех шести типов интеллекта (вербального, визуального, логического, творческого, физического, эмоционального) необходимо учить. Для меня именно в этом смысле проблема понимания (повторюсь) является прежде всего практической. Пусть ученые продолжают спорить о дефинициях и деталях. Но общественный запрос на разрешение кризиса понимания столь остер, что на него необходимо давать немедленный и действенный ответ. Достигнутый уровень понимания проблемы понимания вполне достаточен для того, чтобы на основе теоретических наработок вполне возможно создание специальной учебной дисциплины, методик, учебных пособий, позволяющих обучать новые поколения не только запоминанию знаний, но и отысканию скрытых в них смыслов – пониманию.
В чем высший смысл образования, чему надо учить, что надобно непременно не только знать, но и понимать – вот в чем, если говорить предельно кратко, заключается суть кардинального, революционного преобразования образования в XXI веке, с помощью которого должно быть столь же серьезно, на основе новой парадигмы должно быть преобразовано общество. Из печати вышла моя книга «Образовательная революция», в которой эти вопросы рассматриваются довольно обстоятельно. Сейчас я эту тему только обозначаю.
II.
Глубина понимания «вообще» (явлений и событий новейшей, все более усложняющейся истории тем более) в конечном счете зависит не столько от количества имеющейся у нас информации, сколько от духовно-нравственной зрелости и интеллектуального потенциала «понимающей» личности.
Как известно, до недавнего времени ученые рассматривали интеллект как единый, неделимый, монолитный психический феномен – часть мозга, ответственную за мышление. Выявление шести типов интеллекта – это прорыв в науке и, на мой взгляд, в решении проблемы понимания, ибо позволяет получить доступ к незадействованным 90 процентам интеллектуального потенциала. Новый взгляд на интеллект более сложен, но он позволяет гораздо лучше объяснить такие явления как гениальность, талант, дарование. В частности, и таких выдающихся человеческих экземпляров, как А.А.Зиновьев, который одарен в высшей мере не в каком-то одном, а во всех шести типах интеллекта, что хорошо показано в только что вышедшей книге «Феномен Зиновьева», подготовленной учеными МГУ им. М.В.Ломоносова и Института философии РАН.
Я смотрю на Зиновьева как на посланца ХХ века в век XXI-й, как на орган, который природа и наше общество создали для того, чтобы его мыслями и его голосом рассказать потомкам о самом себе. Он очень много сделал для понимания сущности России и Запада, человечества вообще в ХХ веке. С идеями, мыслями, оценками и прогнозами Зиновьева можно соглашаться или нет, самого Зиновьева можно любить или ненавидеть, но не заметить его невозможно.
Что такое Зиновьев? В чем его феномен? Давайте порассуждаем сегодня и об этом. Я только начну, а вы – продолжите.
Взглянем на творчество А.А.Зиновьева с количественной точки зрения.
Вот лишь названия его книг по логике: «Философские проблемы многозначной логики» (1960), «Основы логической теории научных знаний» (1967), «Комплексная логика» (1970), «Логика науки» (1971), «Логическая физика» (1972), «Логические правила языка» (1975).
Вот список литературных произведений Зиновьева:
1. «Зияющие высоты» (1976).
2. «Светлое будущее» (1978).
3. «В преддверии рая» (1979).
4. «Записки ночного сторожа» (1979).
5. «Желтый дом» (1980).
6. «Мой дом – моя чужбина» (1982).
7. «Гомо советикус» (1982).
8. «Нашей юности полет» (1983).
9. «Евангелие для Ивана» (1984).
10. «Иди на Голгофу» (1985).
11. «Государственный жених» (1986).
12. «Рука Кремля» (1986).
13. «Пара беллум» (1986).
14. «Изюмовая бомба» (1987).
15. «Живи» (1989).
16. «Мой Чехов» (1989).
17. «Исповедь отщепенца» (1990).
18. «Катастройка» (1990).
19. «Веселие Руси» (1991).
20. «Смута» (1992).
21. «Русский эксперимент» (1995).
22. «Глобальный человейник» (1997).
23. «Новая утопия» (2000).
24. «Затея» (2000).
За прошедшие три года после возвращения в июне 1999 года в Россию, он опубликовал три монографии: «На пути к сверхобществу», «Комплексная логика», «Логическая социология», «Русская трагедия».
Но это – количество. А качество? Насколько истинно то, о чем поведал миру Зиновьев? Почему Зиновьеву в его понимании действительности можно верить? Тут мало только оригинальности, самобытности.
Глубина понимания Зиновьевым социальной действительности предопределяется тем, что в процессе познания он использует весь возможный инструментарий: мышление (он логик), слово и эмоции (он писатель и поэт), рефлексию (он философ), зрение (он художник), эксперимент (он социолог) и т.д.
Со всех сторон – как логик и философ, социолог и художник, писатель и поэт – Зиновьев является личностью выдающейся.
Мировая известность пришла к Зиновьеву еще в начале 60-х и 70-х годов как к логику. Все его книги по логике изданы на многих языках, в том числе на английском, немецком. Признанные зарубежные научные авторитеты говорили о Зиновьеве как о выдающемся логике ХХ века.
Философский факультет МГУ выпустил в ХХ веке тысячи специалистов по философии, которые стали докторами и академиками, но лишь несколько человек войдут в историю как философы. Среди них – А.А.Зиновьев.
В № 9 журнала «Вопросы философии» за 2002 год опубликована беседа главного редактора Владислава Александровича Лекторского и академика Льва Николаевича Митрохина. Они называют всего пять фамилий, как они пишут, «наиболее творческих философов». С Зиновьевым они связывают «рубеж в развитии нашей философии в целом», называют его главным молотобойцем, пробившим брешь в монолите диамата». Выдающийся результат!
Зиновьев – человек до мозга костей русский, во всех смыслах и измерениях. Он почти ровесник ХХ века и 60-ти лет советской истории. Он знает страну, ее историю, людей, систему власти. Он знает человеческий материал и общество как предмет познания, всегда размышлял о сущностях и смыслах, а не о частностях, хоть они и важны.
В Древнем Китае была традиция: если человек, добившийся славы, хотел понять, не произошло ли это случайно, то он менял имя и место жительства и начинал все сначала.
Именно так, хоть и помимо своей воли, всё случилось и с Зиновьевым. В 1978 году вместе с семьей он был изгнан из СССР в ФРГ. Слава, хорошая должность (зав. кафедрой логики МГУ), степень доктора наук, звание профессора, боевые ордена – всё было утрачено. Но мировая слава пришла к нему во второй раз – теперь уже как к писателю.
Зиновьев всюду – новатор и революционер. Всюду и во всем – оригинален. Относительно его творчества почти всегда говорят «впервые», «блестяще», «потрясающе», «гениально». Его сравнивают со Свифтом, Вольтером, Гоголем, Салтыковым-Щедриным, называют «Моцартом социологии». О его творчестве уже написаны книги, диссертации, сняты телефильмы, не говоря о сотнях восхищенных рецензий. А.А.Зиновьев удостоен престижных литературных премий, в том числе «За лучший европейский роман» в 1978 году, «За лучший научно-фантастический роман» в 1980 году, «Prix Medicis» в 1979 году, «Tevere» в 1992 году и многие другие. Избран в Баварскую академию искусств и Римскую академию, награжден медалями и званием почетного гражданина папских городов Равенна, Оранж и Авиньон.
Я не знаю, есть ли среди присутствующих такие, кто прочитал, а тем более изучил все книги Зиновьева, и, следовательно, может вполне обоснованно утверждать, что он понимает, «что такое – Зиновьев», т.е. постиг его сущность. Ведь понимание – это сомыслие. Чтобы воспринять и понять «другого», надо не просто пролистать текст, а проделать самостоятельную мыслительную работу по раскрытию смысла того, что заключено в тексте. Это и есть процесс понимания. То, чего мы не понимаем, не принадлежит нам, то – чужое, не наше. То, что нам не нравится, мы считаем плохим. Непонятное часто кажется нам «неправильным».
Зиновьев – еретик, ибо постоянно ставит под сомнение общепринятые истины и предлагает свое понимание вещей. Он разоблачает иллюзии и мифы, что воспринимается многими как личное оскорбление и вызывает ненависть.
Я не раз слышал: «Зиновьев – антисоветчик, антикоммунист. Он помогал разваливать СССР, а теперь стонет. Крокодиловы слезы»; «Он приехал в Россию, потому что стал не нужен на Западе». Другие говорят: «красный», «коммуняка», «совок».
Я знаю, как А.А.Зиновьев отвечает на эти вопросы. Мы не раз касались их в наших с ним беседах. Мне бы хотелось, чтобы он затронул эту тему и сегодня. Сам же я объясняю и понимаю это так: перед нами истинно мыслящее существо, одна из немногих личностей, воплощающих в себе идею всемогущества человеческого разума и его беспрестанной рефлексии.
Идеи и мысли Зиновьева часто шокируют, кажутся нелепыми. Но могло ли быть иначе? Ведь он исследует предельно противоречивую, шокирующую, нелепую, абсурдную действительность, в которой негативные результаты и следствия перечеркивают и отрицают благие замыслы и ничтожные достижения. Отсюда парадоксальные, но полные глубокого смысла словообразования «зияющие высоты», «катастройка», «человейник» и многие другие, которые вошли в словарь русского языка ХХ века.
Не забудем: Зиновьев – логик, логик-революционер. Он полагает, что предмет логики – не мышление, а язык. Он создал свой язык логики, изменил привычную логику языка, а значит и мышления. Он мыслит парадоксально, и в этом заключена великая логика, ибо это действительно логика, в соответствии с которой строится наша абсурдная действительность.
Человек – это не только то, что он делает и думает, но и то, что и как он чувствует. Мир чувств и эмоций Зиновьева никому из нас не ведом. На его долю выпало столько переживаний, что многим это трудно даже представить. Попытка покушения на Сталина и арест в ранней молодости. Война, на которой он воевал летчиком-штурмовиком. Колпак КГБ в семидесятые годы. Высылка из страны в возрасте 56 лет. Жизнь в эмиграции. Травля русских эмигрантов и диссидентов. Дважды его пытались отравить. Дважды пытались выкрасть. Замалчивание за границей. Возвращение в Россию в возрасте 77 лет. И - невостребованность…
Зиновьев - человек гонимый, травимый и безумно одинокий, «отщепенец», как сказал он сам о себе, сколько бы людей вокруг него не крутилось. Но такова судьба всех, кто опережает время, такова судьба гения: ему не с кем разговаривать, быть понятым до конца уже сегодня.
«Первое и последнее требование к гению, - говорил Гете, – любовь к истине». Истина – это религия Зиновьева. Можно сказать, что он ничего в жизни и не умеет, кроме как мыслить. В этом его счастье и беда.
Как-то однажды в нашем разговоре Зиновьев сказал о себе: «Я – думательная машина, которой все равно, что думать: СССР, Запад или Россию. Сейчас я в России и думаю прежде всего Россию». Зиновьев несет в себе огонь истины, который обжигает его, причиняя боль. Он доказывает истину не только мышлением, но и своим образом жизни: неимоверно много трудится вообще, а для его возраста – фантастически много. Он не просто трудится, он борется. Не против кого-то конкретного, а со всем миром, с действительностью за свои идеи и свое право видеть и понимать его по-своему.
Зиновьева в России пока еще недостаточно читают и знают. В том числе и потому, что его рассуждения и прогнозы не добавляют оптимизма. Люди легко понимают радость жизни, но не хотят узнавать, а тем более трудиться, чтобы понять ее ужасы. Люди легче и больше всего верят в то, что хуже всего знают. В этом заключен великий парадокс.
«Когда рушится все, наступает час философии», – писал М.Хайдеггер. Человечество потрясают тектонические сдвиги и глубинные взрывы. Будущее во мраке. Час Философа уже пришел – Звездный час Зиновьева.
Время понимать.
[1] Вступительное слово на Международной научной конференции «Итоги ХХ века», посвященной 80-летию А.А.Зиновьева (Москва, МГСА, 15 ноября 2002 года).
Тезаурусный подход в социологии и зиновьевская идея человейника
Вал. А. Луков
доктор философских наук, профессор,
заслуженный деятель науки РФ
Тезаурусный подход к явлениям социальной и культурной жизни, получивший распространение в ряде гуманитарных наук (социологии, культурологии, литературоведении и др.)[1], основывается на концептуальной трактовке тезауруса как формы существования гуманитарного знания: тезаурус в слове и образе воспроизводит часть действительности, освоенную социальным субъектом (индивидом, группой).
Определение тезауруса своим семантическим ядром имеет представление о некотором запасе, накоплении, богатстве, которые вполне резонно можно называть сокровищем (что и означает соответствующее слово греческого языка). В образной форме такого рода характеристики часто даются невещественным ценностям: говорят о сокровищнице языка, о богатстве знаний, о накоплении жизненного опыта и т. п. Но из этого не следует, что для обозначения богатства информации недостаточны понятия объема, меры, ресурсов и нужно особое понятие с несколько неясным значением сокровища.
Назначение понятия «тезаурус» в понятийной системе гуманитарных наук, в частности социологии, выявляется тогда, когда необходимо отразить полноту некоторого знания (информации), существенного для некого субъекта по какому-либо основанию. Здесь сочетаются две важнейшие характеристики понятия: первая оставляет в тени, на периферии мыслительного акта измеряемые признаки информации (объем, мера) и обозначает лишь то, что информация полна, то есть по каким-то соображениям признана достаточной для каких-то целей. Полнота, таким образом, является здесь не количественной, а качественной характеристикой. В частных науках тезаурус может, разумеется, измеряться по определенным показателям (например, в информатике). Однако обобщенное понимание тезауруса предполагает, что не имеет значения, какими способами измеряется полнота знания, освоенного субъектом, важно лишь то, что ее наличие составляет атрибут тезауруса.
Вторая характеристика находится в зоне ценностей и ценностных ориентаций. Существенность того знания, которое составляет тезаурус, предопределена субъектом — его целями, потребностями, интересами, установками. В целом можно сказать, что там, где о знании может быть как необходимый сформулирован тезис относительно его (знания) полноты и существенности для субъекта, мы имеем дело с какими-либо тезаурусами.
Общей для понятия «тезаурус» в различных сферах гуманитарного знания может быть признана также такая характеристика, как систематичность. Разумеется, тезаурус, как и любой объект действительности, может быть представлен в виде системы. Но когда мы говорим о систематичности как его свойстве, то имеем в виду нечто другое. Тезаурус систематичен в том смысле, что самую разнообразную информацию подвергает систематизации по какому-то определенному основанию, выстраивая иерархическую структуру знания. Он систематичен в том смысле, что систематизировать информацию — и есть его важнейшая задача. Весь вопрос, в каком направлении происходит эта систематизация. Здесь специфика тезауруса проявляется наиболее ярко: систематизация данных в тезаурусе строится не от общего к частному, а от своего к чужому. Свое выступает заместителем общего. Реальное общее встраивается в виртуальное свое, занимая в структуре тезауруса место частного. Все новое для того, чтобы занять определенное место в тезаурусе, должно быть в той или иной мере освоено (буквально: сделано своим). В этом отличие тезаурусной иерархии знаний от структуры научного знания.
В литературе встречается представление о разделении своего и чужого как свойства или порождения локальных культур. На это обстоятельство, в частности, обращает внимание В. М. Межуев, который отмечает, что этническая культура подобна натуральному (но только духовному) хозяйству своей самодостаточностью: «Принципом ее существования является изоляционизм, резкое противопоставление “своего” и “чужого” (только свое считается нормой и ценностью), обостренная вражда и неприязнь ко всему, что выходит за границы собственного мира. “Чужак” здесь почти что враг, а чужие обряды и обычаи воспринимаются как нелепые и достойные насмешки»[2]. Такого рода культурные феномены, без сомнения, имели место в прошлом, имеют место и сейчас, но противопоставление своего и чужого не принадлежит только традиционному обществу, это универсальный способ ценностной типизации.
Деление на свое и чужое может сопровождаться толерантностью к несходным мнениям, открытостью к другим культурам, сама граница своего и чужого подвижна. И именно в этом аспекте тезаурусная организация знания рассматривается нами как отличающаяся по своим системообразующему основанию от объектной организации знания.
Почему возникает потребность в такой смене основания системы? Она появляется в силу основного назначения тезауруса для субъекта — ориентировать его в окружающей среде и обеспечивать таким образом жизнеспособность субъекта. Тезаурус и выражает ту сторону всякого знания, освоенного субъектом, которая состоит в его (знания) способности применяться субъектом для того, чтобы наилучшим образом сориентироваться в окружающем мире как на уровне повседневности частной жизни отдельного человека, так и на уровне великих событий мировой истории. Такая ориентация вовсе не сводится к адаптационной стратегии. Напротив, важным механизмом ориентации является творчество, эксперимент, дестандартизация. Творческое начало в тезаурусах представлено неравномерно, но оно — непременный компонент конструирования реальности и разрешения конкретных ситуаций. Очевидна роль творчества в тезаурусах писателей, ученых, режиссеров, дизайнеров и других людей так называемых творческих специальностей. Но не меньше творческих задач приходится решать, например, столяру. Здесь существенны не объем и масштабность творческих задач, а само наличие творческого элемента в ориентационных действиях.
Полнота, существенность, систематичность и ориентирующее назначение составляют четыре базовые характеристики тезауруса. Пятую — противоречащую им и одновременно их дополняющую — составляет такое свойство тезауруса, как избыточность. Избыточность в данном случае означает наличие в тезаурусе таких знаний, которые не предназначены непосредственно для ориентации в жизненном мире. Собственно, и опосредованную связь с какой-либо прагматической целью уловить бывает крайне сложно и вряд ли необходимо, поскольку назначение такой информации как раз в том и состоит, что человек — существо непостоянное (У. Шекспир). Впрочем, и человеческие общности могли бы характеризоваться так же. Избыточность как свойство тезауруса выступает как своего рода защитный механизм от застоя и его неизменного следствия — деградации. Возможность сочетать в ориентационном комплексе полноту (достаточность) знаний, составляющих тезаурус, с лишними знаниями в смысле их избытка для целей ориентации субъекта в окружающей среде предопределяет вариативность многого в поведении и размышлениях людей, готовит почву для проявлений любопытства, легкомыслия, романтизма и т. п. В любви и дружбе это свойство тезауруса получает широкий простор для развития, оно в полном смысле слова расцветает. В функциональном отношении оно, так сказать, ортогонально четырем другим основным свойствам тезауруса, оно если не антисистемно, то по крайней мере несистемно, хотя находится с системой в одном поле и связано множеством взаимопереходов. Оно придает живость, динамику тезаурусу и делает его менее предсказуемым и потому более загадочным и интересным.
В наиболее общем виде тезаурус может быть определен как полный систематизированный свод освоенных социальным субъектом знаний, существенных для него как средство ориентации в окружающей среде, а сверх этого также знаний, которые непосредственно не связаны с ориентационной функцией, но расширяют понимание субъектом себя и мира, дают импульсы для радостной, интересной, многообразной жизни. Тезаурусы, таким образом, представляют собой субъектно организованное гуманитарное знание.
Возможно, такое определение в некоторых его частях не кажется достаточно строгим, но оно позволяет прояснить суть тезаурусного подхода к изучению действительности и, как следствие этого, показать его связь с социальными идеями, получившими распространение в ХХ — начале XXI века. Среди этих идей — габитус Пьера Бурдьё, структурация Энтони Гидденса, фреймы Ирвинга Гофмана и ряд других, пришедших из социальной мысли Запада. Но в некотором роде увлечение в новейшей российской социологии западными теориями делает наше знание о нашем обществе неточным: работает тезаурусный принцип переструктурирования действительности по меркам социального субъекта. Признавая значимость тех обобщений, которые в социологию пришли с Запада, мы все же не считали бы тезаурусную концепцию достаточно эвристичной для анализа российских социальных и культурных реалий, если бы она не имела параллелей с оригинальными идеями тех отечественных ученых нашего времени, которые обладают высокой степенью независимости и смелости суждений и талантом концептуализации в сфере гуманитарного знания.
Виднейшей фигурой в числе таких ученых является Александр Александрович Зиновьев, выдающийся русский философ, социолог, писатель. И в его идее человейника мы находим важную опору для развития тезаурусной концепции.
«Человейник» — одно из тех понятий-метафор, введенных А. А. Зиновьевым, которые придают его социологической концепции неповторимость. Многообразные таланты автора наложили отпечаток на понятийную систему его логической социологии и предопределили, с одной стороны, поворот Зиновьева к теоретическим конструкциям, которые, казалось бы, давно ушли в область истории науки (органицизм и др.)[3], а с другой, разработку новых тем или новых аспектов тем гуманитарных наук, которые в итоге составили теорию общества с высоким прогностическим потенциалом и в то же время далекую от концептуальных схем и понятийных систем современной социологии, несущей на себе явные следы трактовок мира в категориях западной его версии.
Социологическая концепция А. А. Зиновьева — плод его многолетних размышлений, анализа социальной реальности, понимания человека в обществе. Окончательную форму она приобрела в последние шесть лет его жизни — в период работы в Московском гуманитарном университете, где Александр Александрович вел занятия в Школе Зиновьева. По материалам читавшегося в МосГУ курса А. А. Зиновьев подготовил и опубликовал (в двух изданиях) свою «Логическую социологию», ее темы вошли и в «Фактор понимания». Ранее оформившееся в рамках зиновьевского учения об обществе понятие «человейник» здесь раскрыто в его главных характеристиках. Автор иногда оговаривает соответствие своего авторского понятия «человейник» принятому в гуманитарных науках понятию общества[4], но это делается скорее для простоты понимания предмета разговора. В «Логической социологии» и «Факторе понимания» он подчеркивает, что объединениями людей такого типа, которые он называет человейником, являются не все человеческие объединения. Признаки человейника, по Зиновьеву, таковы:
а) члены человейника живут совместно исторической жизнью, воспроизводя себе подобных людей;
б) вступая в регулярные связи с другими членами человейника, они живут как целое;
в) в составе целого их характеризует разделение функций и, соответственно, различие занимаемых позиций (частью — идущих от природных различий, но прежде всего в силу условий человейника); совместными усилиями члены человейника обеспечивают его самосохранение;
г) человейник занимает и использует определенное пространство, в пределах которого обладает автономией внутренней жизни, которую поддерживает и защищает от внешних угроз;
д) человейник обладает внутренней идентификацией, то есть «его члены осознают себя в качестве таковых, а другие его члены признают их в качестве своих», а также внешней идентификацией, то есть «люди, не принадлежащие к нему, но как-то сталкивающиеся с ним, признают его в качестве объединения, к которому они не принадлежат, а члены человейника осознают их как чужих»[5].
Ориентационный комплекс, представленный в пункте «д», содержит прямую параллель с тезаурусной концепцией. Однако было бы недостаточным утверждать лишь это, особенно с учетом того, что человейник у Зиновьева не только понятие (каковым оно предстает прежде всего в «Логической социологии» и затем в «Факторе понимания», но и концепт, что особенно заметно в зиновьевском научно-художественном творчестве. Человейник оказывается богат смыслами, которые выдвигаются на передний план там и тогда, где и когда наступает их час.
Обратим внимание: когда у Зиновьева в его научных трудах и повестях появляется слово «человейник», то это не просто сращение «человека» и «муравейника» — достаточно естественная связь по аналогии, часто применяемая на бытовом уровне. Придавая неологизму понятийный (а мы бы еще раз уточнили — концептный) характер, Зиновьев закрепляет за ним смысл, который разрушает естественную аналогию. В «Глобальном человейнике» (социологически-футурологической повести, по определению автора) Зиновьев пишет: «…наш человейник отличается от муравейника тем (среди прочих признаков), что в нем во всех частях, во всех сферах, во всех разрезах, во всех подразделениях, на всех уровнях структуры, всегда и во всем идет ожесточенная борьба между “человьями”, прикрываемая и сдерживаемая, но одновременно обнажаемая и поощряемая всеми достижениями цивилизации»[6]. Не без сарказма Зиновьев замечает (глядя глазами героя повести из будущего), что ученые доказали большую устойчивость общества врагов, соблюдающих правила вражды, в сравнении с обществом друзей, нарушающих правила дружбы.
Можно было бы возвести этот дополнительный оттенок человейника в гоббсовскому «человек человеку волк» либо рассмотреть в ряду концепций ХХ века (от агрессивных концепций геополитики до соответствующих аспектов теорий повседневности[7]), но этим суть зиновьевской теории общества не становилась бы яснее, а обращение к идее «человейника» в связи с тезаурусным подходом было бы и вовсе непонятным.
Выделим основные позиции социально-философской и социологической теории Зиновьева, непосредственно относящиеся к проблематике, которая имеет значение и для тезаурусной концепции.
1. Проблема исходных элементов бытия человека. Особенность трактовки Зиновьевым сущностей, составляющих краеугольные камни человеческого бытия, состоит в том, что он видит в них не высшие истины, требующие и заслуживающие постижения как того, что должно прояснить смысл жизни, а, напротив, простые, примитивные и даже пустые основания, которым сложность и краски видимого бытия придает их нагромождение, комбинаторика. Зиновьев устами героя «Глобального человейника» утверждает, что чем пустее и примитивнее эти конечные элементы некой подлинности, тем грандиознее и ярче вырастающая на их основе видимая цивилизация. «Подлинность, скрывающаяся за видимым спектаклем бытия, оказывается ничуть не подлиннее самой видимости. Видимость отбросила подлинность куда-то на задворки бытия, завоевав статус подлинности. И наоборот, чем грандиознее и ярче становится видимая оболочка нашей цивилизации, тем серее, пустее и ничтожнее становятся ее основания»[8].
Оставим в стороне авторскую дистопическую[9] установку и отнесемся к зиновьевскому размышлению как к констатации закономерностей, свойственных человеческому способу восприятия действительности и более того — ее конструированию в формах знания (то есть переведем обсуждение в русло тезаурусной тематики). В этом случае мы увидим каркас тезауруса как довольно примитивную в своей простоте дихотомию «свой-чужой», способную, разумеется, обрастать усложненными формами знаниевой дифференциации и многослойной, многокрасочной, многозначной картиной мира. Но это усложнение формы, во-первых, не мешает первоэлементам тезауруса оставаться тривиальными, во-вторых, означает, что при определенных обстоятельствах (в рамках определенных событий) усложненные формы освобождаются от флера культуры (образованности, интеллигентности, высокого художественного вкуса и т. д.) и выступают наружу в неприглядном виде грубости, цинизма, пошлости и т. д. Если принять трактовку сущностных оснований человеческого бытия за исходную, образование и распадение тезаурусных конструкций оставят намного меньше неясностей.
2. Проблема внутреннего мира человека. Парадоксальным образом переосмысливается Зиновьевым и проблема внутреннего мира человека, которая возвышается, так сказать, алтарем гуманитаристики: к ней в конечном счете направлены поиски таинств человеческой души и оснований человеческого духа. Зиновьев же с безжалостностью мизантропа утверждает: «Наш мир есть мир величин, причем — величин огромных. Отдельный человек с его индивидуальной судьбой исчезает в этих величинах как безликая единичка не просто в нашем субъективном восприятии и описании реальности, а фактически, в самой объективной реальности. Тут не индивидуальные личности складываются в большие величины — в тысячи, миллионы и миллиарды, а безликие величины распадаются на столь же безликие единички. Личностей тут вообще нет»[10]. С точки зрения тезаурусной концепции аргументация этого тезиса Зиновьева, представленная в «Глобальном человейнике», заслуживает особого внимания, поскольку она приоткрывает завесу над действительным строем тезаурусных конструкций, освоенных в массах людей.
Зиновьев устами Ала, центрального персонажа «Глобального человейника», отражающего авторский взгляд на мир, замечает: «Когда мыслители пишут и говорят о внутреннем мире человека, то сыплются имена Аристотеля, Платона, Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля, Гойи, Данте, Рабле, Шекспира, Бальзака, Достоевского, Толстого, Моцарта, Бетховена, Канта, Гегеля, Ньютона, Кампанеллы, Руссо и т. д. и т. п. Потом в ход идет статистика — сколько выпускается книг, фильмов, видеокассет и т. д., сколько имеется писателей, художников, артистов, музыкантов, ученых, профессоров и т. д. Создается впечатление, будто каждый человек таит в себе все эти духовные богатства и является потенциально Аристотелем, Платоном, Шекспиром, Данте, Достоевским и т. д. Но вот анализ “овеществленных душ” миллионов образованных и культурных людей показал, что 95 процентов из них потребляло продукты духовного производства вообще без единой мысли в голове, а у 5 процентов еле шевелились мыслишки, да и то такие, каких они не высказывали вслух… Наш мозг развивался вовсе не для создания богатств внутреннего мира, а лишь для борьбы за богатства мира внешнего»[11]. Демистификация человеческого знания существенна для теоретического осмысления тезауруса, который лишь в аспекте субъектной культурологии может ассоциироваться с миром высших достижений человеческого творчества. В сфере обыденности, повседневности было бы большим преувеличением возлагать на «среднего человека» ответственность за культурную неразвитость и духовное убожество. Сама идея неразвитости и убожества может обсуждаться только в условиях известного консенсуса относительно культурной нормы, а точнее — императивного характера социальной нормы относительно культурного эталона личности. По большей части такого рода императивы — порождение тоталитарных тенденций в государстве и обществе, и лишь в некоторых сферах (в частности, в образовании, профессиональной подготовке специалистов) они приемлемы и имеют практический смысл.
Собственно, сама постановка данного вопроса исторически изменилась, и парадокс внутреннего мира человека, вскрываемый Зиновьевым, стал актуален в отношении людских масс (а не отдельных сословий) относительно недавно. Русский философ отмечает: проблема человека как личности выдвинулась как проблема социальная со второй половины ХХ века, поскольку именно тогда впервые появилась возможность для формирования людей как индивидуализированных личностей не в порядке исключения, а в массовых масштабах. Но, добавляет Зиновьев, одновременно вступили в силу факторы, исключающие реализацию этой возможности. С одной стороны, у отдельных народов «Я» стало играть заметную роль в их менталитете и в итоге возникла Я-цивилизация, которая развила сверх всякой меры самомнение людей и потребность у них становиться индивидуализированными личностями. С другой, таковая потребность самим фактом множественности испытывающих ее людей «исключает возможность удовлетворения этой потребности для подавляющего большинства из них»[12].
3. Проблема переконструирования людьми условий своего бытия. Зиновьев утверждает, что «люди сами в какой-то мере приспосабливают условия своего бытия к своим качествам, — люди определенного типа создают соответствующий их характеру тип СО[13] (социального строя). Тут зависимость двусторонняя»[14]. Это утверждение только по видимости легко принять, и Зиновьев подчеркивает, что оно не только не общепризнано, а общеотвергнуто: «Признание роли человеческого фактора в формировании и развитии социальных систем является табу и расценивается как расизм»[15]. Иными словами, Зиновьев отвергает идею социального порядка как строительство универсальной формы, в идеале соответствующей любому народу, любому «Мы». В своем роде утверждение русского социолога есть аналогия гипотезы Сепира-Уорфа, представленной не в лингвистической, а в социально-философской своей ипостаси. Если верно, что средства языка предопределяют для его носителя границы и каналы восприятия мира, то верно и то, что накопленный народами опыт социальной и культурной жизни задает схемы восприятия и освоения окружающего мира. Собственно, в этом же духе строятся теория фреймов И. Гофмана, теория структурации Э. Гидденса, теория габитуса П. Бурдьё и др. Особенность взгляда Зиновьева состоит в том, что свое понимание вопроса он связывает с динамикой образования и распада «Мы» как результата длительной социобиологической эволюции. «В этом процессе происходило одновременно распадение первичного «Мы — Я» на множество «Я» и образование нитей, связывающих их в «Мы». У различных народов развивались различные формы «Я» и «Мы», а также различные формы их взаимоотношений»[16]. Наиболее существенно то, что в этом процессе за человеком остается активная функция воздействия на создания других, что в западной социологии обычно оказывается на заднем плане. По Зиновьеву, «человек должен чувствовать, что он занимает определенное место в сознании других людей, причем место, с его точки зрения, адекватное его собственным представлениям о себе. Он должен ощущать, что он не является излишним, что другие не являются полностью индифферентными к нему. И он сам должен ощущать потребность в других людях. Последние должны занимать адекватное место в его сознании»[17]. Это положение Зиновьев рассматривает в качестве закона, причем закона, наиболее очевидного и осознаваемого в таком качестве. В этом взаимодействии с другими субъект и производит переструктурирование действительности. Если у Бергера и Лукмана социальное конструирование реальности это прежде всего ментальный процесс и особое знание о реальности, то у Зиновьева речь идет и о самой реальности как таковой, переструктурирование которой под воздействием субъекта происходит не только в его голове, но и объективно.
Собственно, и ментальная сфера у Зиновьева понимается достаточно широко, чтобы захватывать и этот объективный аспект мира. Функции менталитетной сферы Зиновьев классифицирует, выделяя три главных: 1) разработка, хранение и навязывание людям определенного мировоззрения и определенной системы ценностей (оценок); 2) вовлечение людей в определенные действия, касающиеся их сознания, принуждение к этим действиям; 3) контроль за мыслями и чувствами людей и организация их на такой контроль в отношении друг друга»[18]. Назначение менталитетной сферы русскому мыслителю видится в том, чтобы контролировать и регулировать внешние влияния, ограничивать или вообще исключать их. «Насколько это удается практически, настолько это характеризует степень эффективности ментальной сферы»[19].
Зиновьевский человейник — экзотичен только в первый момент, в его более детальной разработке обнаруживаются свойства, которые хорошо объясняют многообразие проявлений общественных свойств людей, причем не только (и не столько) на уровне повседневных контактов узкого круга лиц, но и на маркосоциальном уровне, и на уровне оценки свойств и процессов в сверхобществах. Для тезаурусной концепции существенны позиции Зиновьева относительно обозначенных выше тем. Возможно, более всего учет зиновьевских идей важен при трактовке тезаурусного подхода как субъектной культурологии, где предстоит на теоретическом уровне преодолеть диссонанс между шедеврами культуры и высшими достижениями человеческого духа, с одной стороны, и ничтожностью культурного бытия множества людей, с другой.
[1] См.: Луков Вал. А., Луков Вл. А. Тезаурусный подход в гуманитарных науках // Знание. Понимание. Умение. 2004. №1. С. 93–100; Они же. Гуманитарное знание: тезаурусный подход // Вестник Международной Академии Наук (Русская секция). 2006. №1. С. 69–74; Гуманитарное знание: тенденции развития в XXI веке. В честь 70-летия Игоря Михайловича Ильинского / под общ. ред. Вал. А. Лукова. М.: Изд-во Нац. ин-та бизнеса, 2006.
[2] Межуев В. М. Философия культуры: Эпоха классики. 2-е изд. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2003. С. 33.
[3] Мы подробнее характеризуем эту сторону научного творчества А. А. Зиновьева в выступлении на «круглом столе» «Александр Зиновьев: мыслитель и человек» (Вопросы философии. 2007. №4. С. 56–59) и на заседании Русского интеллектуального клуба, посвященном памяти А. А. Зиновьева (Русский интеллектуальный клуб: Стеногр. заседаний и др. материалы. Кн. 5 / под ред. И. М. Ильинского. М.: Социум, 2007. С. 204–207).
[4] См., например: Зиновьев А. А. Фактор понимания. М.: Алгоритм; ЭКСМО, 2006. С. 221.
[5] Зиновьев А. А. Фактор понимания. С. 200. См. также: Зиновьев А. А. Логическая социология. 2-е изд., испр. и доп. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2003. С. 54–55.
[6] Зиновьев А. А. Глобальный человейник. М.: Алгоритм; ЭКСМО, 2006. С. 19–20.
[7] Например, у Бурдьё говорится о «коллективной повседневной борьбе» (Бурдьё П. Начала. Choses dites: Пер. с фр. Н. А. Шматко. M.: Socio-Logos, 1994. С. 185).
[8] Зиновьев А. А. Глобальный человейник. С. 290.
[9] Дистопии выводят образ будущего не из отрицательных последствий для человека идеальной социальной организации, а из негативных тенденций, обнаруживаемых сегодня: экологического кризиса, преступности, войн, биологической и психической деградации человека под воздействием наркотиков и т. д. В таком дистопическом духе предстает мир середины XXI века в «Глобальном человеке» Зиновьева.
[10] Зиновьев А. А. Глобальный человейник. С. 45.
[11] Зиновьев А. А. Глобальный человейник. С. 35.
[12] Зиновьев А. А. Глобальный человейник. С. 41–42.
[13] Под аббревиатурой СО Зиновьев имеет в виду социальную организацию (Зиновьев А. А. Фактор понимания. С. 219).
[14] Зиновьев А. А. Фактор понимания. С. 227.
[15] Там же.
[16] Зиновьев А. А. Глобальный человейник. С. 346.
[17] Там же.
[18] Зиновьев А. А. Логическая социология. С. 116.
[19] Там же. С. 117.
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЙ РОМАН А. А. ЗИНОВЬЕВА
Зиновьев А. А. Глобальный человейник. М.: Алгоритм; Эксмо, 2006. 448 с. («Философский бестселлер»).
Вл. А. Луков
Александр Александрович Зиновьев (1922–2006) последние годы жизни работал в Московском гуманитарном университете, преподавая в Школе Зиновьева и руководя Центром Зиновьева. Это редкий случай создания авторской школы и авторского научного центра, чем университет особо подчеркнул значимость ученого, писателя, педагога, уважение к его заслугам. Первое после ухода из жизни А. А. Зиновьева заседание Русского интеллектуального клуба, президентом которого он был, вполне естественно было посвящено теме «А. А. Зиновьев и проблема гения» (стенограмма заседания опубликована в издании: Русский интеллектуальный клуб. Стенограммы заседаний и другие материалы. Кн. 5 / Под ред. И. М. Ильинского. М.: Социум, 2007). К сожалению, там не звучала точка зрения самого А. А. Зиновьева, а ему было бы что добавить к дискуссии:
«Ла: Понятие гения неоднозначно. Есть сильно развитые мозговые природные задатки, которые считаются признаками гениальности. И есть реально сделанное дело, реально сыгранная историческая роль, которую тоже считают признаком гениальности. Совпадения тут бывают, но исключительно редко, случайно. Подавляющее большинство тех, кого считают гениями во втором смысле, не являются гениями в первом смысле. И подавляющее большинство тех, кто рождается с задатками гения в первом смысле, не реализует своих потенций. Ленин, Сталин, Гитлер и т. п. были историческими гениями, но вряд ли были гениями медицинскими.
Ал: А Будда, Христос, Магомет?..
Ла: Скорее всего, нет. Одним из самых великих исторических гениев был Кант. Но он имел мозг размером, как у ребенка. Его так и называли «Три четверти головы».
Ал: Ро считает, что у меня слишком большая голова.
Ла: Я сомневаюсь в том, что тебе дадут возможность реализовать твою природную гениальность и стать историческим гением».
Это отрывок из последнего романа А. А. Зиновьева «Глобальный человейник». Закончен он был, судя по предисловию «От автора», в 1996 г. в Мюнхене, но, судя по знаку © 2006 в рецензируемом издании, дорабатывался в последние месяцы жизни. Действие романа происходит в будущем (очевидно, недалеком) в ЗС (Западном Союзе) — той части ГО (Глобального Человейника), в которой живут западоиды — самая успешная, самая просвещенная, правящая миром, но угрожающе уменьшающаяся в численности часть человечества. Западоид — уже не человек, а сверхчеловек, общество западоидов — уже не общество, а сверхобщество. Повествование ведется от имени Ала — нетипичного западоида, специалиста по истории ХХ века, пристроившегося в МЦ (Мозговой Центр при Верховном Конгрессе Западного Союза), где требуется пройти определенный испытательный срок, не нарушив правила, и тогда появляется возможность заключить 5-летний договор с этим элитным учреждением (последним днем испытательного срока завершается роман). Полное имя Ала — AL-Z-29-10-22, и хотя дано разъяснение, что в имени фигурируют данные о месте работы, внимательный читатель разглядит в этом имени указание на автора и дату его рождения — 29 октября 1922 г. Так что Ал, безусловно, представляет в романе автора. Другой персонаж, Ла, выступает как его альтер эго, это компьютер, с которым Ал находится в постоянном общении. Так что разговор о гении, приведенный выше, имеет самое прямое отношение к автору.
На страницах книги возникает ужасающий образ цивилизации западоидов, сверхтехнологичной, утратившей всякую человечность, забывшей о любви, о дружбе, об искусстве и интеллектуальном творчестве, насквозь прагматичной, породившей атмосферу рутины, слежки, доносов, глубочайшего одиночества. У героя есть все основания сказать в финале: «Главная опасность для нас самих и для всего человечества исходит от нас, от западоидов. Мы создали величайшую цивилизацию в истории мироздания. Но мы тем самым породили и источник величайших зол для всего живого. Мы стали самыми страшными врагами всего живого и разумного. И мы же отрезали все пути борьбы за человеческое существование».
Может показаться, что перед нами роман в жанре антиутопии, только не антикоммунистической, как роман Дж. Оруэлла «1984», а антизападной. Но так считать было бы грубейшей ошибкой, и автор подчеркивает, что не имеет ничего общего с футурологами, даже («...хотя мы живем в самом, можно сказать, сверхбудущем, все равно имеются футурологи...») — с футурологами будущего: «Футурологи, писатели-фантасты и социальные писатели вроде Оруэлла и Хаксли стремились в своих изображениях будущего придумать что-нибудь такое из ряда вон выходящее, что потрясло бы воображение их современников. И выдумывали. И их современники и последующие поколения десятками лет потрясались, принимая выдуманный ими вздор за гениальное предвидение. [...] ... В мире, несмотря ни на какие открытия и изобретения, незыблемой остается и навсегда останется серая, унылая и однообразная рутина жизни. Будущее на самом деле ужасно не тем, что в нем проявится что-то ужасное и устрашающее, а тем, что ничего ужасного и устрашающего вообще нет и не будет». К этой рутине будущей жизни А. А. Зиновьев подходит не как автор утопии или антиутопии, а как создатель совершенно нового жанра — социологического романа.
В этом — особый интерес «Глобального человейника». Подобно Платону, представившему в диалогах философию (а в романе широко использована форма философского диалога, составляющая едва ли не основную часть текста), подобно Руссо, предложившему на суд читателя свои педагогические идеи в форме педагогического романа «Эмиль, или О воспитании», Зиновьев создает свой роман на стыке художественного творчества и социологии. Он применяет социологический подход и к ХХ веку, на который постоянно бросают свой взгляд из будущего герои романа, и ко времени, в котором разворачивается сюжет, тем самым создавая новую отрасль социологии — социологию будущего. Вопросы социализации, идентичности, статуса, социальных институтов не сходят со страниц книги. Количественные оценки соседствуют с приемами качественной социологии. Одно из самых ярких мест в романе — социологический портрет некой Евы Адамс, с помощью компьютера зафиксировавшей каждый момент своей жизни. Ее история, «символ посттелесной эпохи», попав в СМИ, производит неслыханную доселе сенсацию. «Одним словом, Ева Адамс, самое ничтожное существо на планете, вошла в историю человечества как одна из самых значительных личностей всего тысячелетия. Возникло движение за то, чтобы начать новое исчисление исторического времени со дня рождения Евы Адамс».
Самое масштабное социологическое исследование, осуществленное в романе, — это исследование коммунистического общества, которого западнизм настолько опасается, что в ЗС запрещены любые упоминания о нем, за исключением резко отрицательных.
В «Глобальном человейнике» читатель найдет самые глубокие научные идеи. Но он ни разу не забудет, что это роман, художественное произведение самой высокой пробы, написанное прекрасным, живым языком, с запоминающимися персонажами и событиями. Это одно из самых значительных событий отечественной и мировой литературы, роман, в котором возникает беспрецедентный по масштабности и убедительности образ будущего.
В.М.МЕЖУЕВ: выступление на юбилее А. А. Зиновьева (2002)
Большое спасибо за то, что позволили выступить на юбилее, который, по моему мнению, является знаковым событием в нашей культурной жизни. С момента моего поступления на философский факультет Александр Александрович остается для меня одной из ключевых фигур в отечественной философии послевоенных лет. Я знаю его лет сорок, если не больше. Слушал его лекции и доклады, встречался в дружеских компаниях, общался в коридорах Института философии и, разумеется, читал. За это время из всех, кого я знал, он, пожалуй, изменился менее всех. Все мы изменились и постарели, а он в моих глазах остался таким же, как и был, каким я его увидел в первый раз. Видимо, владеет каким-то секретом если не вечной молодости, то вечной бодрости и жизненной активности.
Есть философы, которые могут рассказать об Александре Александровиче лучше, чем я, знают его дольше и ближе. К сожалению, здесь не присутствует Карл Моисеевич Кантор - его ближайший друг. Нет и многих других. Я буду говорить об Александре Александровиче как только его слушатель и читатель. Для меня он, помимо своих чисто научных и философских заслуг, остается воплощением редкого по нашим временам, но, может быть, главного человеческого дара — чувства личной свободы и независимости. Среди многих его природных дарований — теоретических и художественных — способность всегда и во всем быть свободным человеком является, возможно, его главным талантом. Я принадлежу к чуть более позднему - послевоенному — поколению, и, что греха таить, к более осторожному, осмотрительному, если угодно, более конформистскому. Мы были более зависимы от среды, от власти, от окружающих обстоятельств, всегда учитывали, что можно сказать, а что нет. А вот Александр Александрович всегда говорил то, что хотел сказать, не боялся, если сказанное им не совпадало с тем, что от него ждали или хотели услышать. Быть в любых обстоятельствах самим собой и есть, видимо, свойство подлинного таланта. Если он и испытывал какую-то зависимость, то, как он сам говорит, только от собственной головы. Можно с ним спорить, не соглашаться, можно в своих политических симпатиях и предпочтениях находится с ним даже по разную сторону баррикад, но в плане духовном, культурном Зиновьев - фигура, бесспорно, эталонная по части интеллектуальной свободы и индивидуальной самобытности, способности думать и говорить независимо от того, выгодно это тебе или невыгодно, способствует твоей популярности и карьере или не способствует, согласятся с тобой другие или не согласятся.
И второе, о чем уже здесь говорили. При всей своей независимости и свободе Александр Александрович прямо-таки преклоняется перед теорией, истиной, логической строгостью суждения. Сочетая в себе дарование художника, писателя и ученого, он стремится одновременно к предельной объективности, непредвзятости, теоретической и фактической доказательности научного анализа. Его не прельщают лавры утописта, фантаста или ангажированного какой-то идеологией публициста и пропагандиста. В науке он - прежде всего ученый, хотя и облекает порой свои выводы в образную форму. Образ и мысль в равной мере подвластны ему, но, как мне кажется, он -не охотник их смешивать или отождествлять, легко переходя в то же время от одного к другому. Он - не сухой педант, но и не мечтатель, прожектер, парящей над действительностью. В соединении творческой свободы с объективностью и беспристрастностью теоретического (социологического прежде всего) анализа и состоит, на мой взгляд, феномен Зиновьева. Здесь не время и не место обсуждать те выводы, к которым он пришел в результате своих исследований, но они являются несомненным вкладом и в наше понимание собственной страны и ее истории, и в наше представление о современном мире. Можно опять же соглашаться или не соглашаться с этими выводами, но невозможно обойти их стороной, сделать вид, что их просто не существует. В нашей общественной науке не так уж много имен, не просто что-то пишущих и говорящих о России, но способных предложить продуманную в своих основаниях, стройную и целостную систему взглядов на общество вообще и на российское общество за последние сто лет его существования, в частности.
Теперь мне хотелось бы сказать несколько слов о том, как мне видится XX век, в котором мы прожили большую часть своей жизни. Жалко, что ушел Пушков. Мне хотелось бы поспорить с ним. Пушков, на мой взгляд, произнес яркую марксистскую речь, но почему-то заявил, что марксизм умер. Непонятно только, для кого умер — для нас, для всего мира или для самого Пушкова. Вообще хоронить великих людей — дело неблагодарное. Хоронить Маркса столь же бессмысленно, как хоронить Платона, Аристотеля, Канта, Гегеля, хотя всегда были любители заниматься подобным ремеслом. Пока жива культура, которую создавали и прославили эти имена, они не умирают. В нашей истории мы слишком часто кого-то хоронили, потому, видимо, и живем на развалинах. Не страна, а какое-то кладбище идей и имен. Не лучше ли заменить похороны Маркса более глубоким пониманием его идей, анализом того, что в них значимо и для нашего времени. На Западе этим занимаются многие выдающиеся интеллектуалы.
Меньше всего можно обвинять Маркса в апологетике экономики вообще, рыночной тем более. Для Маркса наделение экономики функцией базиса, основы общества и есть буржуазный взгляд на общество, который может быть преодолен, однако, не теоретически, а прежде всего практически. Такой взгляд верен по отношению к буржуазному обществу, в котором экономика, действительно, все определяет, но неверен по отношению как к предшествующей ему, так и к последующей истории. «Капитал» - главное сочинение Маркс - неслучайно имеет подзаголовок -«критика политической экономии», т.е. критика науки, положившей в основание общества чисто экономическую систему отношений.
Маркс - последовательный критик экономического детерминизма. Пока экономика господствует над политикой и культурой мы, согласно Марксу, живем не в истории, а в предыстории, т.е. не как еще свободные существа. Кто приписал Марксу идею, что экономика всегда была и будет главным делом людей, их основным занятием? В буржуазном обществе - да, но ведь оно не вечно. Экономика господствует над обществом в границах общественно-экономической формации, но Маркс не сводил к ней всю историю. Первобытность и Восток, с одной стороны, коммунизм - с другой находятся за пределами этой формации. «Царство свободы», считал Маркс, начинается «по ту сторону экономической необходимости». Наши неолибералы, ненавидящие Маркса, считающие себя антимарксистами, как раз и превращают экономику в приоритетную сферу общественного развития. Ни о чем другом они не думают и не хотят думать. Критикуют Маркса за его якобы экономический детерминизм, а сами доводят этот детерминизм до абсурда. Вот они-то и являются апологетами базисной роли экономики в жизни общества, или, что то же самое, буржуазными апологетами.
Пушков говорит, что век господства экономики над остальными сферами жизни заканчивается. Но то тем самым он говорит не о смерти марксизма, марксистского взгляда на общество, а о конце именно буржуазного взгляда на общественный процесс. Ибо если Пушков прав и век господства экономики, действительно, уходит в прошлое, то прав и Маркс, которого он спешит похоронить. Маркс это и предсказывал.
XX век, на мой взгляд, - здесь я согласен с Пушковым - наглядно показал, что общество, руководствующееся исключительно экономическими интересами и расчетами, построенное целиком на принципе экономической эффективности и целесообразности, загоняет в себя в тупик - экологический и духовный, социальный и международный. Оно в конечном счете оказывается несовместимым с основными принципами западной демократии и культуры. Вот почему европейская культура, движимая духом гуманизма и свободы, большей частью находилась в оппозиции к такому обществу. Маркс - лишь один из наиболее ярких выразителей этой оппозиции. Если сегодня и имеет место какой-то кризис, то прежде всего кризис цивилизации, сделавшей рыночную экономику и вообще экономику единственным мерилом своего процветания и успеха. Важно понять, что речь идет не о кризисе экономики и даже рынка самих по себе, а о кризисе общества, в котором они были абсолютизированы и фетишизированы, т.е., говоря попросту, о кризисе капиталистического общества в его классическом варианте. И это не просто марксистская констатация, об этом пишут многие западные социологи и философы - даже те из них, кто не причисляет себя к лагерю марксистов и социалистов.
Кризис, который мы переживаем сегодня в России, - следствие тоже не рынка, а той рыночной идеологии, которая превратила рынок, прибыль, деньги в основополагающую ценность, в единственный ориентир для политики, науки, искусства и даже морали. Поверив в исключительную силу денег, да еще в иностранной валюте, мы разменяли на нее все, что, действительно, составляло нашу силу и гордость - от военной и промышленной мощи до образования, науки и культуры. Те, кто взял на себя функцию рыночных реформаторов, с утра и до вечера внушают людям, что только рынок разрешит все их проблемы, что именно через рынок лежит путь к гражданскому обществу, демократии, правовому государству, всеобщему благосостоянию и социальной справедливости. Но в истории так никогда не было. Не капитализм породил демократию и правовое государство, он лишь воспользовался ими в своих целях, став в современном своем виде реальной угрозой тому и другому. Неолибералы с их идеей глобальной рыночной экономики, по словам известного немецкого социолога Ульриха Бека, являются «ликвидаторами западной цивилизации - даже если выдают себя за ее реформаторов. Их модернизация, если иметь в виду социальное государство, демократию и общество, ведет к смерти». Вспомним Великую французскую революцию. Никто во Франции не называет ее буржуазной. Она шла не под лозунгами «Да здравствует частная собственность и рынок!», «Вся власть богатым!», а под лозунгом «Свобода, равенство, братство!». И США создавались не промышленниками и финансистами, как часто думают, а юристами — теми, кто писал американскую Конституцию. Капитализм развился позже - как следствие политических перемен и глубоких преобразований в духовной сфере. А вот что реально произошло со свободой, равенством и братством в мире капитала - это и есть вопрос, на которой, видимо, придется отвечать XXI веку. Во всяком случае, гражданское общество, о котором мечтали все поколения наших западников, на самом Западе уже давно стало проблемой, сменилось обществом массовым, во всем противоположным гражданскому, и вообще выпало из поля зрения академической науки и официальной - либеральной - идеологии. На первый план вышла проблема не индивидуальной свободы, а власти, которая и стала центральной темой социологических и политологических исследований, философских размышлений. Люди власти - не только политической, но и финансовой, а также так называемой «четвертой власти», власти СМИ - стали подлинными героями дня, вытеснив на периферию общественного внимания героев прошлого - борцов за свободу, инакомыслящих и просто вольнодумцев. Свободный мыслитель в таком обществе - всегда маргинал. Прямо скажу, Зиновьев и ему подобные никогда не станут в массовом обществе «властителями дум»: предпочтение здесь всегда будет на стороне популярного телеведущего, рассуждающего обо всем на свете журналиста, кинозвезды, рок-звезды или какого-нибудь популиста от политики. В массовом обществе близость к власти более ценима, чем индивидуальная свобода, а свобода слова давно понимается как свобода продавать свое слово тем, кто хорошо платит. Правда, сейчас на Западе мы видим возрождение на новой основе интереса к гражданскому обществу, хотя преимущественно со стороны левых (социал-демократических) партий и движений.
Что же нам в России осталось от XXвека? Вроде бы, действительно, одни потери: потеряли если не все, то очень многое. Даже наша победа в войне обернулась потерей того, что мы в ней защищали, - целостность СССР, строй, идеологию. А вместе с ними мы потеряли исконно российские территории, надежную оборону, мощную индустрию, бесплатные медицину и образование, право на труд, высокопрофессиональные кадры научной и технической интеллигенции и еще многое другое. Всего не перечислишь. А что приобрели взамен? Говорят, демократию и рынок. Я лично отказываюсь считать состояние хаоса и распада демократией и рынком. Я не понимаю реформы, которая ведет к спаду производства и экономической стагнации, к обнищанию большинства и безработице, к потере какой-либо жизненной перспективы для миллионов людей. Не буду кликушествовать о гибели России (сейчас это модная тема), но нельзя не признать, что она находится сегодня в состоянии смуты и кризиса -возможно, самого острого и глубокого с момента ее освобождения от монгольского ига. А что стало причиной этого кризиса? Тому, наверное, много причин, но одна из главных, на мой взгляд, - утрата веры в возможность существования общества, построенного на принципах свободы, равенства и социальной справедливости. Поверили тому, что Маркс, действительно, умер, точнее, умерла проходящая через него гуманистическая традиция европейской культуры, делающая человека целью и смыслом общественного развития. А вот то, что сам Маркс хотел похоронить, - общественный строй, основанный исключительно на власти денег и капитала, -объявили «вечно живым» и «светлым будущим» всего человечества. Хотели всего лишь перечеркнуть, выбросить на помойку около ста лет в истории России и... практически потеряли страну. Лучше всех об этом сказал сам Зиновьев: «Метили в коммунизм, а попали в Россию». И дело не только в том, что ошиблись в выборе цели, а в том, что обе эти цели оказались между собой в каком-то глубоком сродстве, которое надо было, конечно, увидеть, понять и правильно объяснить.
По своей вере, морали, культуре, по самому своему духовному складу Россия - страна некапиталистическая и даже антикапиталистическая. Не в том смысле, что здесь вообще невозможны рынок, частная собственность и свободное предпринимательство, а в том, что все это она никогда не считала главной целью, высшей ценностью и основным смыслом своего исторического существования. Я думаю, что Россия, не будучи до конца страной западной цивилизации (по характеру своего экономического, социального и государственного устройства), является во многом страной европейской культуры, важнейшей составной частью этой культуры. У нее с Европой общие духовные предки — Афины и Иерусалим, античность и христианство. Однако если в современной - буржуазной - Европе победило своеобразное неоязычество (или, как говорят, «новое варварство») с его рассудочной рациональностью, прагматизмом и утилитарной моралью, которое и стало сутью западной цивилизации, то Россия сочла своим культурным долгом защиту моральных ценностей христианства. Подобно Европе она также искала универсальное начало, способное объединять людей и народы, но полагала, что подобное начало заключено не в научно-технической и финансово-промышленной цивилизации, а в христианской (православной) этике с ее любовью и состраданием ко всем «униженным и оскорбленным». Понятно, почему из всех западных идеологий Россия в XX веке предпочла социализм: он оказался ей намного ближе и понятнее. Отрекаясь от него с целью приблизиться к современному, т.е. капиталистическому, Западу, мы в какой-то мере отрекаемся не только от русской, но и от европейской культуры, которая была и остается формой самокритики западной цивилизации. Не о том речь, чтобы отбросить экономические и политические достижения западной цивилизации, пренебречь рыночной экономикой и демократией. Маркс никому и никогда этого не советовал. Но и цивилизуясь, важно видеть в рынке и демократии не самоцель, а лишь средство по отношению к культуре - ко всему тому, что делает жизнь человека в обществе более свободной, справедливой, осмысленной и творчески насыщенной. Культура и цивилизация - это как душа и тело: культура - душа цивилизации, цивилизация — тело культуры. Заботясь о теле, цивилизуя его, нельзя пренебрегать собственной душой, отрекаться от того, во что верили и на что надеялись лучшие умы России — те, кто создавал ее культуру. В нынешнем кризисе особое беспокойство вызывают даже не экономические трудности, а разрыв с традицией, которая побуждала русскую мысль искать формулу более достойной и справедливой жизни, чем даже та, которая достигнута на Западе. Если потеряна вера в такую жизнь, если мысль не работает на опережение уже сложившегося порядка вещей, никакая реформа не поможет преодолеть собственную отсталость. Так и будем догонять всю оставшуюся нам историю.
Во всяком случае, на вопрос о том, как нам жить дальше, мы можем и должны ответить только сами, сообразуясь со своей традицией, культурой и даже верой. Никто за нас не ответит на этот вопрос. Возможно, это и есть главный итог двадцатого столетия, как он видится из нашей страны.
Я не знаю, что нас ждет в будущем. В истории часто происходит не так, как того ожидают. Кто мог знать, что история обретет новое направление в результате возникновения в Элладе небольшого города на десять тысяч жителей - Афин? Кто мог знать, что мир изменится после того, как в одной из далеких провинций Римской империи родится пророк по имени Иисус? Государства рушатся, цивилизации уходят в небытие, но вдруг приходят новые люди, появляются новые идеи, звучат новые слова и все возрождается с новой силой. Может быть, это чудо, а, может быть, это и есть история. Говорят, пока жив хоть один пророк, надежда остается. Правда, говорят и другое - нет пророка в своем отечестве. Но я твердо знаю, что пока в России есть те, кто думает не только о себе или о том, как за пять дней нажить состояние, но и о стране, о вечных вопросах жизни, т.е. люди культуры, есть надежда и на наше возрождение. Не витрины модных магазинов, не особняки нуворишей, не элитные дома для богатых, не реклама на телевидении и не величина черного нала внушают мне эту надежду, а люди, остающиеся верными истине и голосу совести. Для меня существование таких людей, как Александр Зиновьев, и есть главное свидетельство того, что мы еще живы.
Выступление на юбилее А. А. Зиновьева (2002 г.)
А. И. Фурсов
директор Института русской истории Российского государственного гуманитарного университета, заведующий отделом Азии и Африки ИНИОН РАН, кандидат исторических наук, член Русского интеллектуального клуба МГСА
Уважаемые коллеги! В названии своего выступления я постарался отразить двойную тематику нашей конференции, которая означена: это 80-летие А.А. Зиновьева и итоги ХХ века. Для этого пришлось пойти на некий плагиат по отношению к одной из статей Ленина, и я назвал свое выступление "Зиновьев как зеркало века".
ХХ век начинался в России, да и не только в России, с мрачных предчувствий. Например, А. Блок писал: "ХХ век еще бездомней, еще страшнее жизни мгла, еще чернее и огромнее тень люциферова крыла".
Но на самом деле ХХ век прошел не только под тенью "люциферова крыла". Было очень много и надежд, и разочарований. Это был век великих надежд, и почти все они не сбылись. Надежды можно перечислять на десятки, на пятерки. Я ограничусь тремя.
Одна из главных надежд ХХ века заключалась в том, что, если весь мир воспримет либо капиталистическую модель, либо антикапиталистическую, советскую, коммунистическую, то весь мир, так или иначе, обретет счастье. На самом деле из этого ничего не получилось. Вадим Михайлович говорил о том, что к кризису пришло общество, которое поставило деньги и капитал во главу угла. Но в 1991 году пришло общество, которое поставило антиденьги и антикапитал во главу угла. Этот вариант тоже не осуществился.
Еще одна надежда, которая не реализовалась в ХХ веке. Это надежда на то, что возможно социосистемное воплощение социальной справедливости в виде коммунистического, антикапиталистического порядка. Она тоже не осуществилась.
Наконец, еще одна надежда. Это надежда на то, что техника решит все проблемы. Она тоже не осуществилась. Парадоксальным образом именно научно-техническая революция поставила крест на этих несбывшихся надеждах. Обратите внимание, что в канун научно-технической революции в 50-60-е гг. очень модным жанром была научная фантастика. Прошла научно-техническая революция и мода пошла на совершенно другую вещь, на "фэнтази", на Толкиена, на Гарри Поттера и т.д. То есть НТР удивительным образом переключила интерес с научной фантастики на ненаучную.
ХХ век - это век мегапроектов. Мега проектов в ХХ веке было несколько. Один проект - это англосаксонский, либеральный проект, капиталистический. Второй - антикапиталистический или такой интернационал-социалистический. И, наконец, проект, который выдвинула нацистская Германия - национал-социалистический проект. Почти все проекты по сути рухнули. сейчас говорят о том, что победил либеральный проект. каким образом победил? В том, что он сумел охватить примерно 20% населения. Здесь говорили о том, что умер марксизм. В каком смысле умер? В известном смысле умер и либерализм. На самом деле мы сталкиваемся с кризисом универсалистского проекта в целом.
Почти незамеченным прошло такое событие как иранская революция, потому что это далеко, где-то в афро-азиатском мире (1979 год). В чем смысл иранской революции? Это первая революция на периферии мировой системы, которая прошла не только не под марксистскими левыми лозунгами, а вообще не под светскими лозунгами, а под религиозными. После этого произошла масса мелких событий, которые очень красноречиво говорят о кризисе универсалистских ценностей как западных.
Маленький пример, который очень красноречив, на мой взгляд. В 1994 году в Сингапуре арестовали студента, который портил краской машины. Сингапур - это совершенно кон. Его арестовали и приговорили к шести ударам по заду бамбуковой палкой и месяцу тюрьмы. Клинтон возмутился, позвонил президенту Сингапура и сказал, что ладно, месяц тюрьмы - это нормально, но вот насчет телесных наказаний - это не годится. На что президент Сингапура ответил, что это ваши западные ценности, а у нас свои ценности. Этот ответ был бы совершенно невозможен в 60-70-е годы. Это говорит о том, что на самом деле мы имеем дело в конце ХХ века не с кризисом марксизма или либерализма. Кризис более глубок. Это кризис универсалистских моделей. За этим кризисом скрывается очень простая вещь. В течение 200 лет нам говорили: есть универсализм. На самом деле под видом универсализма нам продавали модель развития уникальной цивилизации, которую эксплуатировал весь мир, в том числе и на основе этого мифа об универсализме, который говорил: делайте как мы и тогда у вас будет все в порядке. В конце ХХ века получается, что "делайте как мы", а на самом деле ничего не получается. В результате на Западе возникают социологические теории типа общества "20 + 80": 20% богатых и 80% бедных и никакого среднего класса.
Чьим веком был ХХ век? Есть несколько точек зрения. Два года назад на семинаре в Люксембурге, посвященном первым пятидесяти годам ХХI века, была специальная панель, чьим веком был ХХ век. Очень многие сказали, что он был американским. Кто-то говорил о том, что это был век афро-азиатских народов, которые в виде третьего мира шагнули на международную арену. И очень мало, кто говорил, что на самом деле это был век советский, век коммунистический. Я думаю, что ХХ век был веком советско-американским и веком противостояния двух моделей.
В 1943 году в разгар мировой войны после Ялты началась глобальная "холодная" война. Эта война в отличие от мировых была глобальной, потому что речь шла о борьбе двух планетарных проектов. Побочным продуктом этой войны стала глобализация, которая выросла из этой глобальной войны, потому что, действительно, правы были античные философы, говорившие о том, что борьба - это отец всего.
ХХ век был веком острейших противоречий. Их тоже можно считать десятками, пятерками. Я остановлюсь на пяти основных противоречиях.
ХХ век был веком острейших противоречий между верхами и низами. Марксисты называют это классовой борьбой, либералы говорят о социальной борьбе. Причем ХХ век был веком не только борьбы труда и капитала, рабочих и капиталистов, ХХ век был веком великих крестьянских войн. Причем великие крестьянские войны произошли там, где их вообще в истории никогда не было, например, в Индии, где кастовая система блокировала возможности крестьянских восстаний. С 1946 по 1951 год было великое крестьянское восстание в Теленгране, то, чего не было никогда до этого.
Наконец, начало ХХ века ознаменовалось победой великой крестьянской войны в России. Строго говоря, до этого крестьянских войн в России не было. Были казацкие войны, у которых был крестьянский привес. С 1905 по 1920 год в России бушевала великая крестьянская война, которая победила. Победила в том смысле, что к 1920 году в общинной собственности 99% земли, т.е. была повернута вспять столыпинская реформа. В 1921 году крестьянские восстания заставили большевиков пойти на НЭП, т.е. крестьянская война в России в начале ХХ века увенчалась успехом. Это был один из результатов ХХ века.
Второе крупное противоречие ХХ века. Острейшее противоречие: общество - личность. ХХ век довел это противоречие до максимальной остроты. Это не только для тех стран, которые называются тоталитарными. Благополучная демократическая Швейцария, там противоречие "общество - личность" настолько остро. Достаточно почитать Дюрренматта, чтобы понять насколько остро это даже в такой благополучной внешне стране.
Еще одно очень острое противоречие - это противоречие Запад-Россия, которое в ХХ веке реализовалось как противоречие капитализм-коммунизм. Весь ХХ век это противоречие реализовывало себя как противоречие двух систем. Но на самом деле это противоречие возникло не в ХХ веке. Оно возникло раньше. Это редко было противостояние Россия-Запад в целом. В ХIХ веке Россия противостояла Западу в целом только один раз в период Крымской войны, которая недооценена как некое воспоминание о будущем. А вот ХХ век позволил разыграть эту драму в социосистемном плане.
Еще одно противоречие. По-русски оно звучит не очень хорошо. Зигмунд Бауман, польский социолог, который работает сейчас в Великобритании, выдвинул два понятия: глобалы и локалы. 20% люди, которые живут в глобальном мире и 80% - в мире локальном. У нас часто говорят о глобализации. Этот термин "запустил" социолог Робертсон. Но через три года он отказался от этого термина. Об этом мало кто знает. С тех пор он пользуется термином " глоколизация", т.е. глобализация - это для одних глобализация, для других - это локализация. Это люди, которые никогда не двинутся со своих мест. Кстати для России: в советское время можно было приехать с Урала в Москву, поступить в МГУ учиться. Трудно, тяжело, но учиться. Сейчас люди, живущие вне Москвы и Московской области, у них шансы приехать поступить в Московский университет и учиться очень невелики. То же самое и во всем мире.
Наконец, последнее противоречие, о котором я хочу сказать, это противоречие между западноцентричной, капиталоцентричной наукой и той реальностью, которая существует. Дело в том, что хотим мы этого или не хотим, но будь то марксистская или либеральная наука, наука эта сформирована таким обществом, в котором собственность отделена от власти, которая очень отчетливо делится на экономическую, политическую и социальную сферы. Это прекрасно работает для объяснения буржуазного общества. Но как быть с таким аппаратом и с таким инструментарием для общества, например, где религия и политика, как в исламе, не расчленены, для анализа коммунистического общества, где власть и собственность не расчленены. То есть очень многие проблемы познания научного понимания, о которых говорил Игорь Михайлович, связаны с тем, что мы до сих пор смотрим на мир западноцентричным взглядом даже тогда, когда в сфере науки бунтуем против Запада.
Вот обо всех тех противоречиях, о которых я сказал, практически обо всех о них написал Александр Александрович Зиновьев. Он практически все их отразил, более того зафиксировал некие практические позиции по этим вопросам. Например, государство в одном лице. Это, безусловно, теоретическое и практическое снятие противоречия "общество-личность". Для того чтобы противостоять обществу, любому, будь то западному, советскому или постсоветскому, нужно действительно становиться государством в одном лице или социальным институтом в одном лице. Почитайте "Зияющие высоты", "Желтый дом" и т.д. Я думаю, что "Желтый дом" в этом отношении лучшая работа, наверное, потому что это моя любимая работа Александра Александровича. Есть это и в других работах.
Проблема конфликта противостояния "верхи-низы". Здесь очень интересная вещь есть у Александра Александровича. Дело в том, что в 60-70-е годы оппозиционная мысль в Советском Союзе выдвинула несколько проектов. Обычно противопоставляется проект неопочвенический Солженицына проекту либерально-западническому Сахарова. Это действительно так. Но был еще один проект, который противостоит этим двум проектам вместе взятым. Это проект Зиновьева. Это проект с одной стороны "Я государство в одном лице" и проект, в основе которого лежит убеждение, что хороших социальных систем не бывает. Кроме того, как оказалось, и Сахаров, и Солженицын рассматривали социальный процесс как бы с позиций будущих господствующих групп. Это не потому, что они так специально придумали. Философы просвещения тоже не думали, что они работают на те социальные группы, которые победят в послереволюционной Франции, но объективно сработали на них. Дантон в этом смысле все видел. Молодому тогда еще не Людовику ХVIII он говорил: "На Вас, молодой человек, работаем, на вас". В этом смысле Солженицын и Сахаров работали, безусловно, на те социальные группы, которые победили в России и то, что мы видим сейчас, это отчасти реализация проектов и того, и другого. Проект Зиновьева был совсем о другом. Он с той стороны, где нет сверху социальной пирамиды.
Проблема "Россия-Запад" и "коммунизм-западнизм", как она формулируется в работах Александра Александровича, это отражение третьего противоречия, о котором я говорил. И, наконец, никто так много не писал о проблеме понятийного аппарата и необходимости формирования мировоззрения, которое поможет преодолеть фальсифицированность советской, и не только советской, истории, никто так много не писал, как Александр Александрович.
Последнее, о чем я хочу сказать. Хотя мы говорим о ХХ веке, я думаю, что линия, которую развивает, а в чем-то и завершает Зиновьев, на самом деле очень давняя линия русской истории. В русской истории существовало три исторические структуры власти: московское самодержавие, петербургское самодержавие и коммунистический порядок. Как только эти системы начинали клониться под бременем противоречий, в каждой из них возникал индивид, возникала личность, которая противостояла системе как система в одном лице. В конце ХVII века, в конце московского самодержавия это был Аввакум, в конце петербургского самодержавия был Лев Толстой, в конце коммунистического порядка это был Зиновьев.
Зиновьев оказался в самом сложном положении, потому что Аввакум был верующий человек. Он мог опереться на веру в Боге. Зиновьев - атеист, у него этой опоры не было. За Аввакумом стояло некое движение, за Зиновьевым никакое движение не стояло. Он государство в одном лице.
Лев Толстой мог опереться на свое происхождение. Он мог обращаться к Николаю II издевательски: "Брат мой". То есть мы с тобой одной социальной крови. Кроме того, за Львом Толстым было, хотя и переписанное на жену, тем не менее, поместье, имение. У Зиновьева ничего этого не было. То есть линия Зиновьева в противостоянии любой власти - это линия Аввакума, доведенная до своего предела. Поэтому свою статью о Зиновьеве я назвал "Великий вопрекист". Он осуществился вопреки всему: вопреки советской власти, вопреки шестидесятничеству, вопреки западу, вопреки постсоветской системе. Это и есть тот главный урок, который помимо вывода: хороших систем не бывает, это и есть главный урок, который отражает опыт ХХ века, рассмотренный сквозь призму личности и трудов Зиновьева.
|
Новости
20.02.2021
В издательстве «Социум» Московского гуманитарного университета вышло в свет четырехтомное издание «Русский интеллектуальный клуб: стенограммы заседаний и другие материалы», подготовленное под научной редакцией ректора МосГУ доктора философских наук, профессора И. М. Ильинского.
10.07.2020
В издательстве МосГУ вышел 10-й юбилейный сборник стенограмм заседаний Русского интеллектуального клуба. Научным редактором сборника выступил президент клуба, ректор Московского гуманитарного университета доктор философских наук, профессор И. М. Ильинский. Ответственным редактором стал доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ Вал. А. Луков.
25.10.2017
24 октября 2017 г. в актовом зале Московского гуманитарного университета состоялась торжественная церемония награждения лауреатов Международной Бунинской премии, которая в этом году проводилась в номинации «Поэзия». Приветствие участникам и лауреатам Бунинской премии 2017 года направил министр культуры РФ В. Р. Мединский, в котором он, в частности, отметил, что «за годы своего существования Бунинская премия по праву заслужила авторитет одной из наиболее престижных наград в области русской литературы. Среди её лауреатов значатся имена по-настоящему видных поэтов и прозаиков, наших с вами современников. Отрадно, что в России получают развитие столь важные общественные инициативы, нацеленные на популяризацию чтения, на усиление позиций русского языка».
20.10.2017
17 октября 2017 г. состоялось заседание Жюри Бунинской премии под председательством члена Президиума Союза писателей России, лауреата литературных премий Бориса Николаевича Тарасова. Подведены итоги конкурса, который в 2017 г. проводился в номинации «поэзия». 24 октября в конференц-зале Московского гуманитарного университета состоится торжественная церемония, на которой Председатель Попечительского совета Бунинской премии, член Союза писателей России, ректор университета профессор Игорь Михайлович Ильинский вместе с членами Жюри вручит заслуженные премии новым лауреатам.
|