© Электронный информационный портал «Русский интеллектуальный клуб», 2009-2021 111395, г. Москва, ул. Юности, 5 Тел.: +7 (499) 374-75-95. E-mail: nauka@mosgu.ru |
М. С. Потураев
студент 3 курса
Московского гуманитарного университета
Атеизм как основа гражданского общества
Гражданское общество ничтожно, оно просто невозможно, без свободного человека, без человека который скинул с себя оковы поклонения божеству, который действует в интересах не только себя, но и общества. Человек, который ставит в основу свих знаний и убеждений, не слепое поклонение, а факты, которые можно подтвердить. Вот таким должен быть человек XXI века человек, стремящийся к гражданскому обществу.
Считаю, что следует в первую очередь доказать архаичность самой церкви, которая является основной преградой на пути построения гражданского общества. Это можно доказать на основе различия между массами, возглавляемыми вождями (Духовенством), и теми, где вождь отсутствует. Типичными примерами первых являются церковь. «Церковь, представляет собой искусственные массы, т. е. такие, где необходимо известное внешнее принуждение, чтобы удержать их от распада и задержать изменения их структуры. Как правило, никого не спрашивают или никому не предоставляют выбора, хочет ли он быть членом такой массы или нет; попытка выхода обычно преследуется и строго наказывается, или же выход связан с совершенно определенными условиями»[1].
В этих высокоорганизованных, тщательно защищенных от распада массах с большой отчетливостью выявляются известные взаимоотношения, которые направленные: на сковывание интересов личности, ущемление её индивидуальности. В церкви культивируется одно и то же обманное представление (иллюзия), что имеется верховный властитель, любящий каждого отдельного члена массы равной любовью. «На этой иллюзии держится все; если ее отбросить, распадутся тотчас же, поскольку это допустило бы внешнее принуждение, как церковь»[2]. Так почему же эта иллюзия так сильна? А потому, что Русский человек не привык отвечать за свои поступки, не привык действовать самостоятельно, привык полагаться на коллектив, а не на себя. А церковь этим очень активно пользуется, порабощая сознания людей, делает их беспрекословно рабами.
Религия, — пишет Э. Дюркгейм, — «есть солидарная система верований и практик, относящихся к вещам священным, обособленным, запретным, верований и практик, которые объединяют в одну моральную общность, называемую церковью, всех, кто их принимает»[3]. Основываясь на этом определение можно считать, что без церкви религия не была бы так распространена. И основной преградой на пути построения гражданского общества является церковь, а вера не является таковой преградой, потому что не претендует на верховенство без аппарата принуждения.
Церковь не только культивирует особые чувства, но и ставит перед верующими определенную цель, относящуюся к будущей, посмертной жизни. Она формирует также определенное представление о врагах веры, причем эти враги, что обычно для коллективизма, делятся на внешних (в католичестве — Люцифер и подвластные ему нечистые силы) и внутренних. «В сущности, ведь каждая религия является религией любви по отношению ко всем, ей принадлежащим, — пишет Фрейд, — и каждая религия склонна быть жестокой и нетерпимой к тем, кто к ней не принадлежит. Если в наше время эта нетерпимость и не проявляется столь насильственно и жестоко, как в минувшие столетия, то все же едва ли можно увидеть в этом смягчение человеческих нравов. Скорее всего, следует искать причину этого в неопровержимом ослаблении религиозных чувств»[4]. И нам действительно повезло, что сейчас нет костров инквизиции, что есть свобода совести. И этим мы должны быть благодарны тем людям, которые отдали свою жизнь ради свободы и справедливости в мире.
Церковь учит равнодушному отношению к собственности и порицает алчность. Церковь в чем-то стирает индивидуальные различия и вводит хотя бы минимальное единообразие в их одежде и поведении. Она расписывает строгую иерархию грехов и требует от согрешившего не только добровольной искренней исповеди и чистосердечного раскаяния. Мышление верующих авторитарно, догматично и консервативно. Для церкви характерен, наконец, особый язык, который иногда считается одной из основных составляющих религии. Разве в таких условиях может существовать гражданское общество. Когда человек загнан в определённые рамки, когда он не может свободно мыслить и развивать свой интеллект. Человек является просто шурупом в огромной машине консерватизма и застоя. Церкви не нужен человек способный к мышлению, способный к открытию ей нужен раб, которым можно беспрекословно управлять. Не может быть построено гражданское общество на рабах религии. А если будет построено то, это будет просто иллюзией, ещё одной иллюзией в «демократическом государстве».
Следует также коснуться противостояния коллективизма и индивидуализма, так как церковь является оплотом коллективизма, а атеист — это, прежде всего, индивидуалист. Но индивидуалист, который совершает действия в своих интересах, учитывая при этом интересы общества, и тесно взаимодействует с ним.
Знаменитый французский психолог, социолог Гюстав Лебон писал, о противостоянии коллективизма и индивидуализма: «Современные теории общественного строя при очевидном их различии могут быть приведены к двум взаимно противоположным основным принципам: индивидуализму и коллективизму. При индивидуализме каждый человек предоставлен самому себе, его личная деятельность достигает максимума, деятельность же государства в отношении каждого человека минимальна. При коллективизме, наоборот, самыми мелкими действиями человека распоряжается государство, т. е. вещественная организация; отдельный человек не имеет никакой инициативы, все его действия в жизни предсказуемы. Эти два принципа всегда вели более или менее напряженную борьбу, и развитие современной цивилизации сделало эту борьбу более ожесточенной, чем когда-либо. Сами эти принципы не имеют никакой абсолютной цены и должны быть оцениваемы лишь в зависимости от времени»[5]. А сейчас именно такое время, когда требуется инициатива отдельного человека. Сейчас государства дают большую свободу своим гражданам в регулирование отношений между собой. На основе этого создано современное Российское законодательство. Но проблема в том, что Русский человек не способен самостоятельно решать вопросы, так как приучен к коллективизму. А церковь своим пагубным влияние мешает человеку стать самостоятельным. Оковывая его цепями веры и не давая возможности совершения самостоятельных действий без указания сверху.
А вот как видит противостояние сторонники религии, религиозный философ Д. фон Гильдебранд, осуждающий как коллективизм, так и индивидуализм, пишет: «Коллективистская или институционалистская установка, в отличие от индивидуалистской, характеризуется верой ее приверженцев в то, что государственные законы могут установить рай на земле, что хорошие законы и конституция облагодетельствуют человечество, установив абсолютную справедливость и гармонию. Преображение личности в таком случае становится ненужным. Государство должно взять на себя заботу обо всем: оно само должно принуждать к тому, что по своему существу является плодом человеческого милосердия»[6]. Видно как Д. фон Гильдебран делает ошибку, так как церковь является оплотом коллективизма, а следовательно и сама религия пропагандирует коллективизм. Государство же, если оно демократическое, устанавливает лишь общие направления развития и рамки поведения человека, необходимые для нормального развития данного общества. И личность в этом случае не сковывается рамками и верховным божеством, а непосредственно, своими активными действиями участвует в развитие государства и реализации своих законных интересов.
В этой статье нельзя было не обратиться к Великой французской революции, которая способствовала процессу отделения церкви от государства. На этом этапе огромное значение сыграла деятельность , бывшего аристократа, а в тот момент конституционного священника и депутата от Парижа аббат де-Муа. Де-Муа еще до своего замечательного выступления в Законодательном собрании выпустил брошюру, в которой развивал план отделения церкви от государства и проповедовал единую национальную и гражданскую религию — любовь к отечеству. В своей речи он прямо заявляет, что «из всех корпораций самая опасная для государства, это — духовенство». Революционный народ разбил древнего колосса. Но из обломков старого идола вырастает новый, называющийся конституционной церковью (т. е. церковью, основанной на Гражданском положении о духовенстве)[7].
Борьба с религией велась также и в области народного образования, где засилье духовенства было исключительно велико. Необходимость реформы здесь сознавалась еще и большинством Учредительного собрания.
Но только в Законодательном собрании делается действительно серьезная попытка придать народному образованию исключительно светский и «философский», или — что то же — антирелигиозный характер.
Из этого можно сделать вывод, что волю некоторых людей невозможно сломить оковами веры. Что церковь желание поработить народ и никогда не согласится отдать власть. Она будет держаться до последнего и стоит лишь ослабить нажим как она вновь попробует возвратить утраченное. Именно такая ситуация происходит в современной России. Когда народ угнетён, когда власть узурпирована, когда голоса разума уже неслышна. Тогда на арену выходит церковь, создавая иллюзию порядка, спокойствия, защищённости. Церковь вторгается во власть, в образование. И происходит регресс в обществе и ни о каком гражданском обществе в данном случае говорить нельзя.
Церковь и сама религия имеет огромное значение для многих людей, но в чём причина такого воздействия? Об этом говорил в своё время Людвиг Фейербах, он выявил причины такого воздействия религии на сознание человека. И показал, для чего человек нуждается в божестве. Человек видит в божестве либо природу, либо самого себя, но с самой лучшей стороны, отбрасывая всё пагубное.
«Каково твое сердце, таков и твой бог». Каковы желания людей, таковы и их боги. Боги греков были ограниченными; это значит, их желания были ограниченны. Греки не желали жить вечно, они только не хотели стареть и умирать, но боялись они не того, что смерть неминуема, а боялись умереть вот сейчас, — неприятное всегда приходит к человеку преждевременно; греки только не хотели умирать в цвете лет, хотели избегнуть насильственной, мучительной смерти; они стремились не к блаженству, они стремились лишь к счастью, они хотели только жить покойной, легкой жизнью; они не вздыхали, подобно христианам, по поводу того, что над ними тяготеют законы природы, потребности полового чувства, сна, еды и питья; в своих желаниях они не выходили из круга человеческой природы, они еще не были творцами из ничего, они еще не превращали воды в вино, они только очищали, дистиллировали натуральную воду и органическими способами превращали ее в божественный сок; содержание божественной, блаженной жизни они почерпали не из чистого воображения, но из элементов реального мира; небо богов они строили на основах этой земли. В раю христианской фантастики человек бы не мог умереть и не умер бы, если бы он не согрешил; у греков же человек умирал даже в счастливый век Кроноса, но умирал так сладко, словно засыпал. В этом представлении реализуется естественное человеческое желание. Человек не желает бессмертной жизни, он жаждет только продолжительной жизни, благополучной в телесном и духовном отношении, и хочет естественной, безболезненной смерти. Следовательно, чтобы отказаться от веры в бессмертие, нет необходимости прибегать к несвойственному человеку настроению отрешенности стоиков. Все сводится к тому, чтобы убедиться, что христианский символ веры основывается только на сверхъестественных, фантастических желаниях, и вернуться к простой, действительной человеческой природе.
«Насколько простирается желание блаженства, настолько, не дальше, простирается представление о божестве. У кого больше нет сверхъестественных желаний, для того больше нет сверхъестественных существ»[8].
Получается, чтобы стать свободным и независимым надо только отказаться от своих сверхъестественных желаний. Надо перестать олицетворять в Боге всё самое прекрасное, возвышенное. Нужно увидеть, это в материальном мире, в тех людях, которые окружают нас. Религия заводит человека в тупик, она даёт идеалы, к которым надо стремиться, но эти идеала невозможно достичь. Если бы они были бы достижимы, то идея божества потеряла бы весь смысл, то, что может осуществить или достичь человек, не нуждается в обожествление. Верующий человек, понимая свою неспособность изменить мир, будет иметь сверхъестественные желания. Он верит в божество, которое может помочь реализовать эти желания и которое будет во всём покровительствовать ему.
Для многих людей религия даже в XXI веке играет огромную роль. Меняется одежда, техника, но люди остаются прежними. Людям, как и прежде, нужна недостижимая свободы, справедливость, защищенность и просто счастье. И в этой ситуации человек обращается к Богу. Я же считаю, всё в силах самого человека, именно человек строит своё бушующие, именно он является творцом. Поэтому я считаю атеизм основой гражданского общества. А религия — это просто глобальная афера, наверно самая глобальная за всю историю человечества.
[1] Фрейд 3. Массовая психология и анализ человеческого «Я» // По ту сторону принципа удовольствия. М., 1992. С. 278.
[2] Там же.
[3] Цит. по: Арон Р. Этапы развития социологической мысли. С. 345.
[4] Фрейд 3. Указ соч. С. 283.
[5] Лебон Г. Психология социализма. СПб., 1995. С. 50.
[6]Гильдебранд Д. фон. Новая вавилонская башня Избранные философские работы. СПб., 1998. С. 52.
[7] Вороницын И. История атеизма. Изд. 3-е, перераб. и доп. Рязань : Атеист, 1930. — 908 с.
[8] Фейербах Л. А. Сущность религии. 1845. [Электронный ресурс] // Библиотека Максима Мошкова. URL: http://lib.ru/HRISTIAN/ATH/substanc.txt (дата обращения: 08.12.2008)